Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том ΙV
1/14 мая 1903. Четверг. Токио.
В одиннадцатом часу утра был уже у себя дома на Суругадае. Нашел на столе между другими письмо о. Вениамина вместе со списком церковных вещей, сданных на хранение нагасакскому консулу князю Гагарину, и с подписью князя, что вещи им приняты. Значит, мне остается только послать ему дорожные в Россию.
Послал в банк Мицуи чек на 250 ен в уплату долга в контору сего банка в Кёото и получил мою расписку, уже высланную оттуда.
Пришлось много раз и разным рассказывать об освящении Храма в Кёото, чем все так интересуются и чему радуются.
В мое отсутствие померла и похоронена мать о. Романа Циба, долго лежавшая в постели старушка, о чем, впрочем, я получил телеграмму, будучи в Кёото.
2/15 мая 1903. Пятница.
Целый день справление корреспонденции: послал о. Вениамину в Нагасаки дорожные в Россию и прощальный привет ему; написал об увольнении его донесения в Святейший Синод и в Совет Миссионерского Общества, также о. Феодору Быстрову — последнему с выпискою нескольких мест из письма ко мне князя Гагарина.
3/16 мая 1903. Суббота.
Послал письмо о. игумену Пантелеймону, настоятелю Мироносицкой Пустыни в городе Царевококшайске, Казанской губернии. Зову его сюда. Пусть подает прошение в Святейший Синод о назначении его членом здешней Миссии, если желание его не переменилось и если нет других препятствий.
Господь Бог да сотворит Свою Волю о нем!
Кирилл Мори, кончающий курс в Семинарии, сын покойного о. Никиты, приходил просить об отправлении его в Академию, да как хитро!
— Я буду там на своем содержании, — говорит.
— Где же вы возьмете его? — спрашиваю.
— Одно лицо будет давать мне.
— Это так же, как Даниила Кониси? Богач Козаки, его родной отец, обещал содержать его в Академии и обманул, предоставив мне лично тратиться на то; и мне воспитание Кониси в России стоит около двух тысяч рублей, а он еще, вернувшись, тоже обманул — бросил службу Церкви. Не хотите ли повторить эту историю? Только я не согласен.
— Меня будут содержать не японцы.
— Кто же?
— Не могу сказать. Мне он запретил это.
— Как же вы хотите, чтоб я ходатайствовал о допущении вас в Академию, не будучи уверен, что ваше содержание там обеспечено?
Затем я говорил ему, что ему думать об Академии вовсе не следует: способности у него посредственные, здоровье ненадежное; пусть воодушевится желанием послужить ближним тем, что уже приобрел; ему двадцать два года — служить уже пора и прочее, и прочее. Но едва ли не к стене горох.
4/17 мая 1903. Воскресенье.
После Литургии зашел, между другими гостями, Иоанн Фукасе, из Цуяма, и говорил про то, что «о. Якова Мацуда с семейством нужно перевести из Окаяма в другое место, иначе болезни в его семье не прекратятся. Там слишком дурная вода; природные жители от нее не страдают, а пришлые — все; так болел там о. Никита Мори и помер, все время были больные в семье о. Игнатия Мукояма, ныне двое детей о. Якова лежат в заразном госпитале. Хлопочут там об устройстве водопровода, и, вероятно, года через три он будет; тогда можно поместить там священника; ныне же непременно надо убрать его оттуда, или же послать туда бессемейного священника, потому что взрослый может уберечься — будет пить прокипяченную воду, детей же нельзя уберечь — они бродят по улицам и пьют везде, где захочется». Правда. На будущем Соборе посоветуемся об этом, и о. Якова, быть может, в Цуяма переместим.
5/18 мая 1903. Понедельник.
Георгий Абе, из Оцу, восхищенно пишет: семнадцать человек у него крестил о. Игнатий Мукояма, и он счастлив этим успехом своей проповеди.
«В Оотавара я умирал от бесплодности моих стараний, здесь же ожил», — пишет. Просит много книг и брошюр, так как еще много новых слушателей у него; послано, хотя не в таком количестве, как просит; он из увлекающихся — не всякое слово надо понимать буквально.
Павел Кацумата из своего захолустья просит принять двух в Женскую школу. Впрочем, на их содержании; можно записать кандидатками.
6/19 мая 1903. Вторник.
День рождения нашего Государя.
В половине одиннадцатого часа отправился в Посольство к Литургии, после которой был благодарственный молебен. Затем завтрак у барона Р. Р. Розена, где увиделся с князем А. А. Гагариным, прибывшим сегодня из Нагасаки и говорившим, что о. Вениамин уже уехал в Россию. После князь был у меня и повторял об о. Вениамине все то неприятное, что недавно излагал в письме, распространяя разными добавлениями; тут же были два секретаря Посольства; неприятно было слушать. Хорошо, что о. Вениамин оставил Миссию.
7/20 мая 1903. Среда.
Утром корреспонденция. Вечером с Накаем продолжение перевода. — Вечерня Сретения Господня идет.
8/21 мая 1903. Четверг.
Утром корреспонденция. Вечером всенощная пред завтрашним праздником. Пели оба хора. Я выходил на литию и величание.
О. Вениамин, оказывается, не уехал, а еще в Нагасаки. Сегодня получил от него расписку в получении им 200 ен на дорогу. Это уже, надо надеяться, последнее от него. Скатертью дорога! А ведь какие вначале письма писал, какие надежды возбуждал! Тщетно все призрачное, дым — все наши надежды, основывающиеся на видимости! Теперь уж кто бы и что бы ни пел — не порадует. Столько раз радовался и столько раз комичным изумлением кончалась радость, что уж больше разыгрывать теленка было бы непростительно. Буду тянуть лямку до конца, который уже и близок, а там, что Бог даст! Приедет кто на смену — ладно, не приедет — как Богу угодно! Его дело, Его и Воля.
9/22 мая 1903. Пятница.
Праздник Святителя Николая Мирликийского.
С семи часов обедня, молебен, поздравления, угощения. Последние с нынешнего года без вин, ибо прошлогодним Собором определено «угощений вином не делать и не принимать». Очень разумное и нужное правило, которому, конечно, должен следовать и я. И для катихизаторов, особенно молодых, и для самих священников — это очень полезное постановление. Пусть оно отныне всегда неизменно исполняется! Лимонад и прочие невинные воды пусть заменяют вина во время угощений, как бы оные важны и торжественны ни были.
10/23 мая 1903. Суббота.
До обеда перевод. С часу — на концерте нашего «Общества молодых людей (Сейненквай)», устроенном в протестантском доме «Сейнен- квай», недалеко от Миссии, по причине тесноты наших помещений. Устроил Василий Ямада, начальник «Сейненквай»’я, для сбора на расходы по случаю имеющего состояться в июне прибытия сюда русских учеников и туристов из Владивостока, имеющих главною целью осмотреть выставку в Нагасаки, но ожидаемых и здесь. Пели наши семинаристы и старшие ученицы Женской школы вместе с молодыми учительницами и даже некоторыми кончившими курс и ныне рассеянными по городу — или у своих родителей, или замужем. К семинаристам тоже присоединились из города умеющие петь катихизаторы, и даже совсем посторонние, как Евграф Кураока, когда–то ученик Семинарии, потом солдат, потом чиновник в Хакодате, ныне ученик Русской Правительственной школы. Пели под управлением двух дирижеров — Ивана Накасима и Петра Тоокайрин. Спелись предварительно отлично, каждый день последнее время одна или две спевки слышались здесь, в доме Миссии. Пели: Накасима с хором — «Херувимскую», «На Реках Вавилонских», один ирмос; Тоокайрин (по–русски) — «Милость мира» и «Кресту Твоему». Пропели безукоризненно хорошо. Публика наполняла зал; большею частью была молодежь из разных школ; все пропетое сопровождаемо было аплодисментами. Начали концерт почти в два часа, кончили в половине пятого. Из иностранцев был я один. Вчера посетившая меня посланница и другие русские из Посольства взяли билеты и деньги заплатили, но на концерте, к сожалению, никто не был. Несомненно, были бы многие протестантские миссионеры, так восторгающиеся нашим церковным пением, но объявлений на английском языке не было сделано, да и японские объявления были очень скромны и ограниченны: боязнь была, что на концерте могут устроить неприязненную демонстрацию, если станет известно, что дается в пользу русских учеников — теперь все газеты так неприязненно настроены относительно русских из–за Манчжурии. В промежутках нашего пения были: игра на фортепьяно, вместе на фортепьяно и скрипке, соло пения Ив. Накасима, игра трех слепцов с пением на кото. Все серьезное и серьезно исполненное.
