Роман Днепровский - Мемуары
Я рассказал ему о многом!
Шофёр молчал. Мы летели вдоль дворцов и ярко освещённых ресторанов, мимо звонкой толпы кричащей о дешёвых распродажах женщин, реклам.
- Прощайте. Мой вам совет: обучайте вашего сына технике подъёма урожайности. Кто знает, может быть, ему удастся вернуться в Совецкий Союз, стать его полезным рядовым строителем и когда-нибудь выхлопотать разрешение вернуться старику-отцу, просящему милостыню на французских бульварах.
Такая вот иллюстрация. Там, в кабинах такси, по мысли автора, притаились злые белогвардейцы...
2.Через неделю после моего разговора с шофёром-белогвардейцем мне пришлось под шум автомобиля выслушать ещё одну речь по адресу Москвы. Говорил опять шофёр, на этот раз француз.
- Вы - русский? - спросил меня шофёр. - Из Москвы? Счастливец! Вы знаете, я своим родным городом считаю не Париж, а Москву. (Я вспомнил слова шофёра-белогвардейца, заявившего, что для него теперь нет России, раз там какой-то СССР). Мечта моей жизни - поехать в Москву и там работать. Буржуазия всюду кричит о своей любви к Франции, которую мы, коммунисты, хотим продать Москве. Буржуазия против посылки нами делегаций в СССР, против того, чтобы мы увидели, как живут победившие рабочие. А вот мы бы не возражали, чтобы делегация московских рабочих приехала в Париж посмотреть, как живёт буржуазия. Я бы такую делегацию даром возил на своём такси. Им бы я показал, почему иностранцы едут в Париж и называют его первой столицей в мире...
Москва потеряла белогвардейца, зато приобрела этого француза. Первых - десятки, пусть сотни тысяч, вторых - сегодня миллионы, завтра - сотни миллионов во всех странах мира. "России больше нет, она здесь с нами в изгнании", - говорит белогвардеец. Да, она здесь, подумал я, когда француз-шофёр, горячо пожимая мне руку, просил кланяться русским товарищам.
- Здесь, в Париже, мы, шофёры такси, идём впереди других. Когда объявляют забастовки, мы бастуем в первых рядах. Пожалуйста, расскажите о шофёрах в Москве. Я бы хотел переписываться с каким-нибудь шофёром-коммунистом из Москвы. Писать есть о чём.
Мы проезжали мимо знаменитой могилы неизвестного солдата, над которой поддерживают неугасающее пламя. Эта могила расположена в центре города на одной из лучших площадей.
- У нас Париж живёт согласно требованию моды. Эту могилу замученного на войне солдата тоже сделали модой - это уже безобразие. Когда мы на Эйфелевой башне поднимем красный флаг, мы неизвестного солдата зачислим в Красную армию. Ведь он на 90% или рабочий, или крестьянин. Тогда к его могиле будут ездить только те, кто искренне захочет почтить память. А теперь, когда мои пассажиры, проезжая мимо могилы солдата, говорят: "Как красиво" и, смотря на пламя, горящее над могилой, спрашивают меня: "Это будет вечно гореть?" - мне хочется всегда дать им такой ответ: "Пока на этом пламени не сгорите вы, превращающие и Париж, и весь мир в дорогу от ресторана в публичный дом и обратно". Одна только радость - ждать осталось недолго. Буржуазия сама расчищает нам путь. Ещё на этой машине, а она, как видите, служит уже не первый год, я доеду до новой великой французской революции.
Передайте друзьям в СССР, что парижские предместья в большинстве в наших руках, а от предместий до центра - езды на такси 20 минут.
А. Брагин
* * * * *...Когда я закончил чтение этого шедевра, Зинаида Павловна тут же перехватила инициативу, сообщив, что да, мол, в 1928 году ситуация в мiре была другая, и все ждали мiровую революцию, и трудящиеся готовы были уже сбросить со своей шеи угнетателей-капиталистов, но помешала сущая ерунда и безделица - началась Вторая Мiровая война... Короче, не заладилось...
Ну, а меня после этой импровизированной "политинформации" на уроке литературы даже направили принимать участие в какой-то - не то районной, не то городской - олимпиаде по "краеведению". Ну, словом, как того солдата-эстонца из довлатовской "Зоны", который "ухаживал за могилой павшего героя" - кто читал, тот оценит юмор...
Что можно ещё здесь сказать? Думаю, нет нужды уточнять, что и мои симпатии - де не только мои, но и того же Бегемота, и ещё многих - были далеко не на стороне французского таксиста-коммуниста: уже тогда, в 1984 году мы были пусть стихийными, но "белогвардейцами" - нам гораздо больше нравились эстетичные "господа-офицеры", которых показывали в агитационных совецких фильмах про гражданскую войну, чем какие-нибудь чумазые "красные дьяволята". Это-то, как раз, в пояснениях не нуждается. А я - о другом.
Я нисколько не сомневаюсь даже, что автор этого замечательного пассажа почти ничего не выдумал: скорее всего, был у него и разговор с таксистом-белогвардейцем (интересно, кстати, выяснить, кто же это был - ведь в тексте дано очень конкретное указание на личность водителя. Ау, господа историки!), и французский коммунист примерно что-то такое и должен был ему говорить. Всё, собственно, скорее всего, так и было. Только вот... вот ведь в чём заковыка-то: почему-то, я более, чем уверен, что судьбы героев статьи сложились, скорее всего, не совсем так, как казалось товарищу Брагину в 1928 году. Почему-то, я уверен, что вызвавший нашу горячую симпатию таксист "из бывших", если он только благополучно избежал выдачи в сысысысэр после 1945 года (помним подлый Ялтинский сговор!), то достойно дожил свои годы где-нибудь в Америке или Европе - в уютной квартире, вырастив детей и воспитав внуков. И кажется мне, что его внуки сегодня - вполне обеспеченные и преуспевающие граждане той страны, которая когда-то дала политическое убежище их деду.
Что же до шофёра-коммуниста, то здесь тоже не так много вариантов: если только после 1940 года его не шлёпнули, как партизана-коммуниста - то на своём раздолбанном "Рено" он доехал не до новой "великой французской революции", а до вполне такого себе буржуазного быта: домик в деревне, сбережения на старость, опять же - дети-внуки... Нет, безусловно, он всю жизнь голосовал на выборах за социалистов - но ни за что не согласился бы променять свой уютный буржуазнейший мiрок на "героику будней социализма" в сысысэре.
Гораздо более весёлой представляется мне судьба самого автора этого опуса - его и его потомков. Вот почему-то уверен я, на все сто уверен, что эту поездку в Париж в 1928 году ему припомнили через десять лет. Хорошо так припомнили: просто, шлёпнули в каком-нибудь расстрельном коридоре, как "французского шпиона" и "троцкиста" - а потом кровь с мозгами смыли с пола из пожарной кишки. Ну, а не шлёпнули - значит, послали лет на десяток на "стройки народного хозяйства" в особо-приключенческих условиях - куда-нибудь на Колыму или на Камчатку. Ну, или к нам, в ОзерЛАГ... И если после этого интереснейшего приключения он выполз на свободу, то его дети-внуки вряд ли когда-нибудь имели возможность слушать исповеди парижских таксистов. Московских-то - и то, в лучшем случае...
