Иван Федюнинский - На Востоке
- Что ты мне принес? - спросил я Громова.
- Воду, - спокойно ответил он.
- А где ты ее взял?
- Из радиатора машины.
- Почему же она такая сладкая? - не удержался я и засмеялся.
- Потому что я положил туда кусок сахара, чтобы было вкуснее, - сказал он и тоже улыбнулся.
Как бы там ни было, мне удалось хоть немного смочить рот. Сразу стало легче.
В таких неимоверных условиях приходилось драться нашим воинам. И они крепко били врага, несмотря на его численный перевес.
В 19 часов наше командование организовало одновременную атаку позиций врага с трех сторон. Бой продолжался и ночью.
4 июля рано утром при поддержке авиации японцы перешли в контратаку, пытаясь сбросить наши части с занимаемых позиций. Японские самолеты обрушили на советские войска бомбовые удары, стремясь парализовать их действия. Но летчики дали достойный отпор. Все контратаки тоже были отбиты с большими для врага потерями.
Во второй половине дня на наблюдательный пункт полка приехал на машине командир связи из штаба советских войск и вручил мне карту с графически изложенным на ней приказом командира корпуса комдива Г. К. Жукова.
Гору Баин-Цаган опоясывала синяя черта, означающая передний край обороны противника. Красным цветом обозначались наши войска, красные стрелы указывали на гору Баин-Цаган. Ниже на карте стояла лаконичная надпись:
К рассвету разгромить японцев на Баин-Цагане. Жуков.
Это был исключительно короткий, но ясный приказ. Очень сожалею, что эта карта с приказом вместе с полевой сумкой осталась в штабе полка, когда после ранения меня увезли в госпиталь. Однако чертеж, изображенный на карте, и написанные слова остались в моей памяти навсегда.
Итак, приказ был получен. Передо мной встал вопрос, как до наступления темноты довести его до командиров батальонов и всего личного состава. Со мной на наблюдательном пункте находились лишь два связиста и лейтенант Искра. Начальник штаба, заместитель по строевой части и комиссар были в подразделениях. И получалось, что послать для передач приказа и постановки боевой задачи некого. Да и трудно осуществить такое дело. Огонь со стороны японцев велся такой, что поднять голову невозможно, а тем более встать и передвигаться в сторону противника. Боевые порядки батальонов находились от НП в пределах 300 - 500 метров. Было над чем задуматься. И тут мне пришла в голову мысль, которая, может быть, кому-нибудь покажется сумасбродной. Но в то время, считаю, она была правильной. Я решил использовать для этого свою легковую автомашину, Отполз на обратные скаты бархана, где она стояла, подошел к водителю Громову и сказал:
- Как ты думаешь, на большой скорости сможем проскочить на передовую, в батальоны?
Громов был смелым воином и шофером отменным. В какие только ситуации ни попадал, а никогда не терялся, находил выход из положения. И сейчас он твердо ответил:
- Конечно проскочим. Японцы и глазом не моргнут, как мы будем на месте.
Стали думать, как лучше осуществить это, и решили так: сразу, как выедем из-за барханов, Громов даст полный газ, а как только достигнем линии окопов, резко развернет машину и сбросит скорость. Я открою дверцу, вывалюсь из машины и укроюсь в ближайшем окопе, а Громов на предельной скорости вернется назад. План наш полностью удался. Когда мы выскочили из-за барханов на легковой машине, японцы, видимо, решили, что к ним едет парламентер, и прекратили огонь. Они открыли его только тогда, когда машина развернулась, а я уже был на земле. Проворно спрыгнул в ближайший окоп целым и невредимым. К счастью, водитель тоже не пострадал, но машина получила множество пробоин.
Забегая вперед, скажу, что за этот смелый рейд Громов был награжден.
Я встретился с командирами батальонов и поставил им боевую задачу. Они в свою очередь довели приказ до всех командиров и бойцов. С наступлением темноты полк вместе с танками бригады Яковлева в третий раз атаковал Баин-Цаган. Бои не прекращались всю ночь. Мы понесли немалые потери.
Не хочу преувеличивать трудности, но должен сказать, что ночные атаки требовали от воинов большой выдержки, мужества, отваги и огромного напряжения физических сил. Японцы вели огонь преимущественно трассирующими пулями, и темноту ночи прорезывали светящиеся и причудливо ломающиеся при рикошете трассы. Дружные крики ура и отчаянные банзай чередовались, и по ним можно было определить, кому в данный момент сопутствует успех. Ночь заставляла проявить особую заботу о непрерывной и надежной связи. Потеря связи обернется потерей управления, а это равносильно поражению.
В ту памятную ночь произошел курьезный случай, который мог обернуться плачевно.
Лейтенант Искра с тревогой в голосе прошептал:
- Товарищ командир полка, кажется, японцы прорвались к нашему НП.
- Где? - насторожился я.
- Вон там, глядите...
Он указал на какие-то темные пятна на поле. Приглядевшись, я различил ползущие фигуры. Мы тотчас приготовили гранаты и стали ждать. Но японцы не приближались, крутились на одном месте и вели себя миролюбиво.
- Кто такие? - не выдержав, крикнул я.
- Свои, товарищ командир, связисты. Напряжение сразу спало. Я поинтересовался:
- Что вы там делаете?
Они объяснили. Оказалось, что связисты искали в темноте потерянную кем-то из них плащ-палатку.
Тяжелый бой за гору Баин-Цаган длился всю ночь. К утру стрельба начала стихать и потом совсем прекратилась. Враг отходил. Когда полностью рассвело, я отправился в передовые подразделения полка.
Сначала заехал в батальон капитана Н. В. Завьялова. Комбата увидел стоящим в группе воинов. Подошел ближе, и мне сразу бросился в глаза его изможденный вид: осунувшееся лицо, лихорадочный блеск глаз. Да, ночной бой не прошел для него даром. Вместо того чтобы доложить командиру полка об обстановке, потерях, Николай Васильевич начал меня обнимать. Это, по-видимому, была нервная разрядка, результат пережитого. Постарался успокоить его, поздравил с победой. А обстановка мне и без доклада была ясна: личный состав батальона геройски сражался в ночном бою. И то, что враг оставил позиции на горе Баин-Цаган, немалая заслуга капитана Завьялова. Он умело руководил подразделением, тактически грамотно организовал атаки позиций японцев.
Да, хороший был командир. Горько теперь вспоминать о том, что не дожил Николай Васильевич до окончательного разгрома японцев: во время последующих боев на реке Халхин-Гол, отражая очередную атаку самураев, пал смертью храбрых. За мужество и отвагу он был посмертно награжден орденом Ленина. Тогда мы все тяжело скорбели о славном командире и товарище, с которым делили радость и горе в течение многих лет службы в дивизии.
