Николай Водовозов - Миклуха-Маклай
Когда все было готово, Миклуха-Маклай обратился к одному из матросов-папуасов:
— А ты боишься со мною итти или нет?
— Нет, — отвечал тот, — если ты пойдешь первым.
Путешественник приказал матросу взять крепкую веревку, надеясь, что этого будет вполне достаточно для «капитана» Маварры.
С веранды был хорошо виден берег. Людей радьи Наматоте и «капитана» Маварры было раза в три больше матросов урумбая. Невольно в голове Миклухи-Маклая пронеслось: «А что, если они все кинутся защищать своего капитана?» Но он тотчас отогнал эту мысль — жестокость «капитана» Маварры была хорошо известна, его люди могли бы поспешить к нему на помощь только из страха перед ним. Поэтому надо действовать решительно, показать им, что «капитан» не страшен.
Хотя Миклуха-Маклай не сомневался в благополучном исходе дела, ему было трудно примириться с тем, что, возможно, произойдет резня, в которой он будет так или иначе повинен. Тем не менее он приказал своему слуге Давиду и матросу-папуасу следовать за ним и вышел из дома. Он слишком хорошо помнил вид своей разграбленной хижины и лужу крови изрубленного ребенка Айдумы на своем рабочем столе.
Большинство людей на берегу занималось приготовлением пищи. Нарочито медленно проходя мимо них, Миклуха-Маклай приблизился к пироге.
— Где здесь капитан Маварры? — спросил он спокойно.
Ответа не последовало. В наступившей внезапной тишине десятки глаз с напряженным любопытством обратились на молодого ученого.
— Капитан Маварры, выходи!—повторил Миклуха-Маклай громче.
Опять общее молчание.
— Выходи же! — повелительно крикнул он в последний раз и сорвал цыновку, служившую крышей пироги. Под цыновкой сидел капитан.
— Сламот, туан[17],— произнес он дрожащим от страха голосом.
— Так это ты грабил мои вещи вместе с людьми Телок-Камрау? Где теперь радья Наматоте?
— Не знаю, — еще более слабым голосом отвечал гигант, все сильнее дрожа.
Кругом на почтительном расстоянии стояли папуасы и матросы урумбая.
— Смотри за людьми, — шепнул Миклуха-Маклай Давиду, а сам схватил «капитана» за горло и, приставив револьвер к его рту, приказал не шевелиться, пока матрос связывал ему руки.
Все это продолжалось одно мгновенье.
—- Я беру этого человека, — сказал Миклуха-Маклай.— Я его оставил в Айве стеречь мою хижину, а он расхитил все, что было в ней, и допустил, что в моих комнатах убили женщин и ребенка. Возьмите его сейчас же в урумбай.
Затем он обратился к своим матросам:
— Майберит и Сангиль, вы будете отвечать мне за него!
Чтобы не дать людям «капитана» Маварры опомниться, надо было действовать как можно скорее. Вслед за «капитаном» на урумбай были нагружены вещи из хижины, и Миклуха-Маклай распорядился отчалить от берега.
Когда урумбай вышел в открытое море, путешественник приказал развязать «капитана». Гигант казался послушным и тихим, как ребенок. Но Миклуха-Маклай, не упускавший его из виду, скоро заметил, что он пытается подкупить матросов и договориться с ними о своем побеге. Молодой ученый одним словом разрушил планы «капитана» — он приказал плыть до острова Кильвару и там сдать преступника голландским властям.
Шесть суток урумбай шел не останавливаясь. Матросы роптали, но Миклуха-Маклай был непоколебим. Наконец показался остров Кильвару. «Капитан» Маварры был временно сдан местному радье, так как голландское военное судно, регулярно посещавшее острова для поддержания порядка, еще не приходило.
Около месяца прожил Миклуха-Маклай на острове Кильвару, дожидаясь этого судна. Он опять заболел тропической лихорадкой, и его, уже больного, пришлось доставить в Амбойну. Там посетил его капитан Моресби, прибывший на английском военном корабле «Basilisk». Моресби нашел русского ученого в таком тяжелом состоянии что, как сам потом признавался, «сильно сомневался в том, чтобы он мог поправиться».
По счастью, в Амбойне находился превосходный доктор Хуземан, который окружил больного путешественника такой заботой и вниманием, что уже в скором времени тот смог встать на ноги.
Поправившись, Миклуха-Маклай через Тернате, Мельдо, Горонтало, Макассар на Целебесе добрался до Явы. Пробыв некоторое время в Тонпанасе, он переселился в Батавию. Это было в сентябре 1874 года.
В Батавии Миклуха-Маклай опубликовал в местном журнале статью о бедственном положении туземцев в Папуа-Ковиай. Не ограничиваясь только обращением к европейскому общественному мнению, он направил генерал-губернатору Голландской Индии официальное письмо, в котором указывал, что страх перед насилием заставляет на селение берега бросать свои хижины и огороды, а это обрекает туземцев Папуа-Ковиай на физическое уничтожение.
«Сравнивая образ жизни папуасов Ковиай с папуасами берега Маклая, — писал русский ученый в этом письме, — нельзя не заметить большого различия между обеими группами населения. Несмотря на то, что папуасы Ковиай уже знакомы с железом и железными орудиями, что они познакомились с одеждою и даже с огнестрельным оружием, что они носят серебряные и даже золотые украшения, они остались номадами и ведут весьма жалкий, бродячий образ жизни.
Недостаток пищи, вследствие неимения плантаций и домашних животных, заставляет их скитаться по заливам в поисках морских животных, ловить рыбу, бродить по лесам для добывания скудных плодов, съедобных листьев или кореньев. На вопрос при встрече: «куда» или «откуда» — я обыкновенно получал ответ: «ищу» или «искал, что поесть».
Папуасы берега Маклая хотя живут совершенно изолированно от сношений с другими расами, хотя не были знакомы (до моего посещения в 1871 году) ни с одним металлом, однако строили и строят своими каменными топорами большие селения с относительно очень удобными, часто большими хижинами, обрабатывают тщательно свои плантации, которые круглый год снабжают их пищей, имеют домашних животных: свиней, собак и кур. Вследствие их оседлого образа жизни и союза многих деревень между собою войны у них сравнительно гораздо реже, чем между Папуасами Ковиай.
Все это доказывает, что сношения в продолжение многих столетий более цивилизованных малайцев с папуасами далеко не имели благоприятных последствий для последних, ивряд ли можно ожидать, что столкновение в будущем папуасов с европейцами, если оно ограничится только торговыми сношениями, поведет к лучшим результатам. Малайцы принесли папуасам Ковиай радьев, торговцев ружьями и опиумом; от европейцев они получают еще резидентов-миссионеров, ром и т. д. и т. д.».
Из этих слов Миклухи-Маклая видно его отношение к «цивилизаторской» деятельности европейских колонизаторов. Непримиримый враг империализма и «расистских теорий», он неустанно, где только мог, выступал с пропагандой своих демократических взглядов; и в его уме уже тогда созревала утопическая идея о создании свободной республики папуасов берега Маклая с сохранением основ их первобытного коммунистического общественного устройства.
