Владимир Рецептер - Ностальгия по Японии
Наконец, в гости к дочке приехал Женин тесть, представлявший сразу два братских народа, т.к. был наполовину узбек, наполовину казах, и он клятвенно заверил полувладельцев магнитофона, что доставит "видак" до места целым и нераспечатанным. Однако Юзеф и Женя решили его провожать, обдумывая, как получить от "Аэрофлота" охранные гарантии.
Была глубокая осень, и Мироненко надел плащ с подстежкой, а Соляков короткое кожаное полупальто, конечно, тоже заграничное, чтобы выглядеть как можно респектабельней.
Доведя тестя до стойки регистрации и показывая на него уверенной рукой, Женя солидным голосом сказал:
- Это - референт товарища Рашидова, он везет дорогостоящую японскую аппаратуру. Пожалуйста, позаботьтесь о ее сохранности!
Тогда все знали, что Шараф Рашидов - не только Первый секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Узбекистана, но и кандидат в члены Политбюро, возглавляемого самим Леонидом Ильичом Брежневым. Поэтому люди на регистрации, не требуя дополнительных доказательств и подтверждая убедительность Жениной игры, сказали:
- Не беспокойтесь, товарищ. Мы проследим, - и, поставив на билете "референта" особую отметку, разрешили проводить его прямо в самолет.
Юзеф был нахмурен и нес магнитофон со всей осторожностью, прижимая его к взволнованной груди. На этот раз ему досталась роль сурового молчальника из личной охраны.
Когда референт товарища Рашидова проходил в отстойник и двигался к самолету, Женя, слегка отстав, обратил внимание на его не вполне цековский вид, а особенно на дырчатую авоську, которую дорогой тесть не выпускал из цепкой руки. Из авоськи торчали невзрачная рыбка, ничем не прикрытые макароны и прочие демаскирующие тестя недефицитные продукты. Поэтому, доведя его до трапа, Женя на всякий случай подкорректировал легенду, произнеся для бортпроводников другой вариант текста:
- Это - шофер референта товарища Рашидова, он везет... и т.д.
Но и тут оценили близость к руководству, и тут было обещано должное внимание, и "видак" благополучно улетел в Ташкент.
Долго ли, коротко, но "шофер референта" отыскал, наконец, "товарища-тренера", и они в порядке общей очереди "поставили" сказочную японскую аппаратуру в обыкновенный комиссионный магазин.
Никто не знает почему, но в ташкентском "комисе" к видеомагнитофону отнеслись скептически и резко снизили стартовую цену по отношению к идеализированной сумме в 12 тысяч рублей, которая померещилась Юзефу в Японии.
Но и это не помогло. "Видак" стоял на полке месяц за месяцем, и месяц за месяцем по согласованию с ленинградскими полувладельцами ташкентские полупродавцы снижали стоимость дивной игрушки.
И все же ни один представитель местной интеллигенции не позарился на японское чудо, не говоря уже об узбекских рабочих и колхозниках-хлопкоробах. В чем было дело?
Здесь со всей неизбежностью возникает вопрос о действительной причине его упорной "неликвидности". Но кто в силах ответить на него? Кто разгадает загадку товарного спроса на рубеже времен и пространств? Кто осмыслит вечную тайну народного потребления?
"Хлеба и зрелищ" жаждал могучий имперский народ, что же за осечка вышла в азийской земле? Зачем стоял и не хотел "уходить" в хорошие руки этот диковинный зверь?
Доныне струятся в душе больные вопросы, на которые не смогли ответить не только шекспировский принц и чеховские интеллигенты, но и пророческий гений Пушкина. "Зачем от гор и мимо башен летит орел, тяжел и страшен, на чахлый пень? Спроси его. Зачем арапа своего младая любит Дездемона, Как месяц любит ночи мглу? Затем, что ветру, и орлу, и сердцу девы нет закона..."
Мы должны признать, что, видимо, нет закона и дорогому образцу японской видеотехники, который не берет в расчет наши пожелания и сам ищет себе дом и хозяина...
Любезный читатель, одерни наконец говорливого автора, разрушь его актерский пафос и напомни ему, бестолковому, что речь идет о сезоне 1983-84 годов, когда советская империя равна самой себе, граница - "на замке", а кассеты с чужими фильмами - "идеологическая контрабанда".
Нечего, нечего было еще смотреть по чудесному "видаку"!
И вот, проведя большое селекторное совещание по междугороднему телефону, "корпорация" решила возвратить технику в Ленинград и целиком оплатила как представленные счета, так и новый авиабилет для "шофера референта товарища Рашидова", которого убедительно попросили в обратную дорогу авосек с собой не брать.
В конце концов, в одном из многочисленных ленинградских "комисов" вещь ушла менее чем за половину идеальной цены, а Женя и Юзеф сказали себе и друг другу, что и то хорошо, и это тоже приличные деньги...
Прежде чем привести другие существенные факты и цифровые подробности, автор обязывает себя сделать важное отступление.
Несколько лет назад он рискнул напечатать в журнале "Знамя" короткую повесть "Прощай, БДТ!", носящую подзаголовок "Из жизни театрального отщепенца" и имевшую некоторый спрос у читателя. При написании ряда эпизодов автор полагался на свою необъективную и склонную к аберрациям память (как помнил, так и излагал), а также на некоторых авторитетных для него свидетелей.
Однако года через два после журнальной премьеры жена автора, Ирина Владимировна, по неосторожности носящая ту же фамилию, что и он, обнаружила в глубине антресолей несколько общих тетрадей в коленкоровых обложках (96 листов, ГОСТ 13309, арт. 6344, цена 44 коп.) - две черные, красную, синюю, зеленую и две коричневые, причем одна из черных и одна из коричневых увеличенного формата (96 листов, арт. 6701-р, цена 95 коп.). Оказалось, что на клетчатых страницах многие события, цифры, факты, речи и реплики из прошлой жизни артиста Р. были им закреплены по горячим следам и почти подневно. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что здесь содержится более высокая по степени достоверности информация, впрочем, при той же субъективности взглядов и оценок.
Появление на свет клетчатых тетрадей обозначило некий Рубикон в позднем становлении автора, открыв ему новые возможности и обязывая вернуться к некоторым уже известным сценам. Болезненная жажда истины и попутного самоусовершенствования потребовала придать им новую окраску и дополнить упущенными прежде деталями. Особенно это относится к сценам с Товстоноговым и воспоминаниям самого Мастера, из почтения зафиксированным автором дневника почти дословно.
Читатель может подумать, что ему предлагаются мотивы, как бы спорящие с повестью "Прощай, БДТ!". На самом же деле никакого спора нет и быть не может. Сопоставление дат, уточнение обстоятельств и стилистических нюансов, введение новых реплик и ремарок, то есть сравнение вариантов, должно, по нашему мнению, всего лишь посильно развивать внутренний сюжет и поставлять натуральную пищу читательскому воображению.
