Михаил Одинцов - Преодоление
― Будто сапожищами на белую скатерть становлюсь…
― Мне, командир, в прибранной квартире тоже всегда хочется чище быть, ― признался Терпилов.
― Это ты верно говоришь. На чистый пол окурок бросить не всякий решится.
* * *Сохатый готовился к облету самолета после серьезного ремонта. Он сидел в кабине, полной запахов свежей краски, новых приборов, и проверял работоспособность оборудования. А Терпилов с техниками помогал ему с земли: смотрел, как в ответ на действия летчика отклоняются рули управления самолетом, триммеры[2] и посадочные закрылки.
Опробовав мотор и убедившись в исправности машины, Иван вылез из кабины.
― Товарищ инженер, машина как будто бы в порядке, погода позволяет можно вылетать. Я буду облетывать, а Терпилов подежурит на радиостанции и посмотрит за мной. Вдруг помощь понадобится.
― Хорошо, старший лейтенант, я согласен. Ни пуха ни пера, как охотникам говорят.
― Присказка-то ваша, инженер, душком отдает. Давно ли этим заболел? Иван засмеялся.
― Да нет, просто так, без всякой задней мысли с языка сорвалось. А ты уж сразу и крамолу искать… А в общем-то тебя тоже можно понять. На войне многие суеверными в какой-то степени становятся.
* * *…Сохатый взлетел.
Заученными на всю жизнь движениями убрал сначала шасси, а потом закрылки. И эти самые обычные его действия, как всегда, изменили конфигурацию самолета. Она стала более гладкой, обтекаемой ― и "Ил" немедленно отреагировал увеличением скорости, стремлением задрать нос повыше. Чтобы удержать его в нужном для полета положении, Иван не задумываясь, по привычке отдал от себя ручку управления. И нагрузка на руку от рулей в десять ― двенадцать килограммов не породила в нем никаких новых эмоций. Он отрегулировал обороты винта и мощность мотора, осмотрел приборы и удовлетворенно отметил, что все вроде бы в норме.
Сотни сделанных взлетов и однообразная последовательность действий при этом выработали в нем такой скупой рационализм мысли и поступков, что он делал, проверял и запоминал как будто бы без всяких усилий над собой, как бы между прочим, параллельно с вдохами и выдохами, о которых тоже специально не думал. Освободившись от первоочередных дел, Сохатый решил снять нагрузку с ручки управления, для чего повернул штурвальчик триммера руля высоты от себя. Но у самолета почему-то появилось еще большее стремление поднять нос. Управление, как живое, с силой начало давить ему на руку, и удержать его в прежнем положении стоило Ивану уже больших трудов.
"Что за чертовщина?! ― подумал он. ― Что-то непонятное… Я же делаю все правильно. Чтобы сбалансировать самолет, нужно было штурвальчик триммера крутить от себя… Так и сделано… Тогда в чем же дело? Еще раз надо попробовать. Только не торопясь".
От усилий и волнения на лбу у Сохатого выступила испарина.
"Пробую снова… Вращаю маховичок триммера в нужную при такой обстановке сторону, от себя еще на один градус… Ого! Одной рукой управлять трудно ― маловато силенки".
Самолет нахально полез вверх и не хотел больше слушаться летчика. Набирая высоту, машина подошла к нижней кромке облаков. Сохатый взглянул на высотомер. Стрелка показывала всего сто пятьдесят метров.
"Небогато! Облака мне в таком положении совсем ни к чему. Без них тошно. Надо бороться!"
Иван уперся в ручку управления двумя руками, отжал ее от себя и силой принудил самолет лететь горизонтально под облаками.
Тело боролось с неповиновением машины, а голова лихорадочно искала выход; "Надо разворачиваться на обратный курс. На такую нагрузку меня надолго не хватит. Развернусь, а потом что? "Что потом" ― будет на потом. Пока разворачиваюсь, буду думать, как поступить дальше. Начали, разворот… Так! Уже неплохо.
По крену "Ил" ведет себя нормально. Слушается. Только все время норовит встать на дыбы".
Ивану жарко. Жарко от тяжести. Жарко от опасности. Испарина на лбу сменилась обильным потом. Стараясь держать руки в упоре прямыми, чтобы нагрузка приходилась не на них, а на спину, он торопливо искал причину: "Что же произошло? Только не спеши, подумай хорошенько… Не спеши с оценкой и выводами. Для начала проверь руль высоты: заклинило его или нет?" Сохатый вывел машину из разворота. "Попробуй отожми ручку от себя. Отжимай, отжимай! Трудно, но она ведь идет в нужном направлении. И самолет ведет себя как положено ― снижается…"
"А если отпустить ручку немного от себя? Что будет?… Самолет устремляется вверх. Тоже слушается… Заклинения руля высоты как будто нет. Проверим теперь триммер. Я крутил штурвальчик от себя. Делал как положено. В этом случае нагрузка с руля должна была уменьшаться, а она увеличилась. Почему? Крылья и хвост целы. Руль высоты не заклинен. Значит, дело только в триммере. Может, он отклоняется наоборот? Может. Но это возможно только в одном случае: если трос управления триммером намотан на его катушку с обратной стороны. Чтобы убедиться в этом, надо попробовать покрутить штурвальчик в другую сторону. Покрути! А что будешь делать, пилот, если твои догадки не оправдаются? Нет, другой вариант исключен. Пробуй! Парашют на тебе. Хуже вряд ли будет…"
Иван опять взялся за штурвальчик. Переборол сформировавшийся с годами навык. Решил сделать наоборот, действовать вопреки техническим канонам и опыту. Он осторожно потянул за ребра колесико триммера на себя… И сразу почувствовал на правой руке облегчение. Повернул колесико еще на градус.
"Хорошо! Еще!… Замечательно! Браво, Ваня! А ну еще чуть-чуть…" Повернул. И самолет уже запросился вниз, к земле, стремясь перейти в пикирование…
Сохатый теперь уже смелее начинает вращать штурвальчик в обратную сторону. Отдает от себя… Все повторяется сначала: самолет начал набирать высоту!
Неисправность, вернее, путаница была определена и теперь совсем не страшна. Опасна была неопределенность, и Сохатый сейчас очень хорошо прочувствовал, что испугался он не столько опасности, как и любой бы человек на его месте, а неизвестности изъяна, вызвавшего неподчинение самолета его действиями. "Так и в бою, ― подумал он, ― для меня самый страшный и опасный враг тот, которого я не вижу и которого не знаю… А этот "Ил" можно облетывать дальше, проверять работу мотора и остального оборудования".
― База, я ― трехсотый, у меня была тут маленькая неполадка, поэтому сразу на связь не выходил. Причину нашел, теперь все в порядке, облетываю машину по графику.
― Трехсотый, я ― база, что случилось? ― Иван уловил в Сережкином голосе не любопытство, а тревогу и решил его успокоить.
― Да так, мелочь одна. На земле доложу. Теперь это уже не влияет на полет.
