Йохан Бреннеке - Крейсер-призрак HK-33. Боевые операции немецкого ВМФ в Индийском океане
Странно, но когда «Пингвин» оказался в пределах видимости неизвестного судна, оно не сделало попытки изменить курс, хотя именно это предписывали инструкции, полученные всеми капитанами судов союзников. Оно не изменило курс, даже когда «Пингвин» догнал его, приблизившись со стороны левого борта.
Крюдер и Михаэльсен стояли на мостике и внимательно изучали судно, одновременно стараясь найти что-то похожее в опознавательных таблицах.
— Выглядит слишком элегантным для британского сухогруза, — сказал Крюдер. — Не удивлюсь, если это янки.
— Будет жаль, если вы окажетесь правы, но я так не думаю, — пробормотал Михаэльсен, продолжая перелистывать страницы раздела, посвященного норвежскому судоходству.
Безразличие незнакомого судна показывало, что союзники в Индийском океане чувствовали себя в полной безопасности.
Близость Мадагаскара была козырной картой Крюдера.
Неизвестное судно оказалось современным норвежским сухогрузом «Морвикен». Это прекрасное судно с удивительно элегантными обводами было построено в Бремене по норвежскому проекту.
Наблюдая за ним, Михаэльсен почувствовал неприятное волнение. Ощущение стало еще более отчетливым, когда он убедился в точности идентификации. Он поневоле мысленно вернулся к довоенным годам, но Крюдеру ничего об этом не сказал.
«Пингвин» приблизился к «Морвикену», и Крюдер приказал дать предупредительный выстрел перед носом сухогруза. Снаряд поднял ввысь большой фонтан воды перед самым форштевнем норвежца, капитан которого немедленно застопорил машины, поднял большой флаг Норвегии и стал ждать прибытия абордажной партии, соблюдая полное радиомолчание. Возглавлял абордажную партию снова лейтенант Уорнинг, но только в этот раз он и его люди спустили на воду резиновые лодки. После неудачного опыта с «Доминго де Ларринагой» Крюдер решил отправлять своих моряков на каноэ, как индейцев, вышедших на тропу войны. Зато, если им придется взрывать судно, они не будут опасаться, что в критический момент их подведет лодочный мотор.
На борту «Морвикена» норвежский капитан стал просить Уорнинга не топить судно.
— Вы только посмотрите на эту красоту! — в отчаянии восклицал он. — Это же лучшее судно в норвежском торговом флоте! Если хотите, я сам отведу его в Германию. Если я дам слово, вы можете мне доверять.
У лейтенанта Уорнинга не было полномочий решать такие вопросы, поэтому он передал сообщение о предложении норвежского капитана на «Пингвин».
Оно, безусловно, было соблазнительным, и Крюдер не сомневался, что норвежский капитан сдержит слово, но тем не менее он чувствовал, что в сложившихся обстоятельствах не может согласиться. Вполне возможно, что норвежец был достаточно честен, но отчаянные призывы о помощи, посланные в эфир британским танкером, взбудоражили всех в западной части Индийского океана, поэтому шансы благополучно доставить призовое судно к месту назначения были мизерными. Крюдер был истинным моряком и не мог не восхищаться великолепным судном, но, прежде всего, он был солдатом и, испытывая вполне понятные сожаления, все-таки отдал приказ потопить «Морвикен» торпедой. Команда и абордажная партия покинули судно. Все свободные от вахты моряки «Пингвина» собрались на палубе, чтобы наблюдать шоу. Неожиданно на одной из спасательных шлюпок «Морвикена» заработал мотор, и она, под одобрительные возгласы команды «Пингвина», поплыла к борту немецкого вспомогательного крейсера. Ее с большой осторожностью выловили из воды. Это было чрезвычайно полезное приобретение. Позднее немцам удалось захватить еще одну.
Поднявшись на борт, норвежский капитан на чистом немецком языке обратился к боцману Рауху:
— Мы вели себя правильно?
— Совершенно правильно, господин капитан, — ответил Раух. — Остановившись по первому требованию и отказавшись от использования радиосвязи, вы избавили себя и свою команду от больших неприятностей, да и нам облегчили жизнь.
Норвежец, очевидно опытный, образованный и много повидавший человек, коротко поклонился. Боцман собрал норвежскую команду, которой было позволено оставить при себе все личные вещи, и отвел людей в отведенные для них помещения. Как и всем остальным пленным, им немедленно выдали горячую пищу — гороховый пудинг с беконом, то же самое, что в тот день ела команда «Пингвина». После еды всем раздали сигареты.
А тем временем с их судном было покончено. Торпеда ударила в борт, раздался страшный взрыв. Прекрасное судно начало тонуть. Первой под воду ушла корма, а носовая часть поднялась к небу, словно гигантская башня. В течение нескольких мгновений судно оставалось в вертикальном положении, а потом медленно скрылось под голубой гладью моря. На борту «Пингвина» никто не выражал свою радость. Новый успех почему-то никому не доставил удовольствия. Гибель судна — печальное зрелище для любого моряка, тем более такого прекрасного, как «Морвикен».
Когда судно затонуло, боцман Раух пошел к пленным. По его выражению лица норвежский капитан понял, что все кончено. К тому же все слышали взрыв. Боцман подошел прямо к капитану и протянул ему руку, тем самым выражая свое искреннее сожаление. Норвежский капитан крепко пожал протянутую ему руку, с достоинством выслушал слова сожаления и симпатии, произнесенные немецким моряком, и снова опустился на стул.
Лейтенант Михаэльсен не сказал Крюдеру, что очень хорошо знал норвежского капитана, более того, они были старыми друзьями. А спустя пару дней он попросил у Крюдера разрешения принять норвежца в своей каюте.
Но когда норвежец заметил Михаэльсена, он остановился и побледнел.
— Это сделал ты, — потрясенно пробормотал он, — из всех людей именно ты!
— Нет, не я, — ответил Михаэльсен. — Я не капитан. Я пытался убедить его принять твое предложение, но безуспешно. И дело вовсе не в том, что он тебе не доверяет. Поверь, все равно ничего бы не получилось. Он был прав. А я ничего не мог сделать.
— Ничего не мог сделать? Да, конечно, я понимаю. Теперь ты скажешь, что приказы не обсуждаются, а выполняются, и ты не мог не подчиниться. Знакомая песня.
Норвежский капитан пылал праведным негодованием.
— Не расстраивайся, старик, — примирительно сказал Михаэльсен. — Подумай, что бы ты делал, если бы твой старший механик вдруг застопорил все машины, погасил котлы и заявил, что выходит из игры. В открытом море ты бы счел такое поведение бунтом, разве не так?
— Возможно.
— Вот именно. Тогда почему ты обижаешься? В море я обязан выполнять приказы, совершенно независимо от того, нравится мне это или нет. Ты же сам это понимаешь. Так что не держи на меня зла. Поверь, я тебе не враг. И давай пожмем друг другу руки.
