Фредерик Филипс - Формула успеха
Конечно, бывали времена, когда требовалось отодвинуть все прочее в сторону и выполнить какую-то срочную работу — но я сумел удержаться от того, чтобы такой стиль жизни вошел в привычку.
Мы с Сильвией часто спрашивали себя, что сталось бы с нашим браком без направления Господа и постоянного сознательного соотнесения совести с высокими нормами морали. У всякого брака, как бы безмятежно он ни выглядел со стороны, есть свои сложные моменты. Наш — не исключение. Мы совсем разные по характеру, и если уж мы смогли сохранить союз, то всякая пара сможет. Нас утешает то, что даже ошибки, совершенные нами — и с Божьей помощью нами исправленные, — могут пойти на пользу тем, кто делает выбор. Чрезвычайно важным для нас было иметь цель более высокую, чем даже строительство семьи, и эта цель была — строительство предначертанного Господом мира.
В 1934 году, встретив членов Оксфордской группы, мы на собственном опыте убедились, что человек открыт переменам и благодаря этому может улучшить свои отношения с миром.
Конечно, не обошлось и без негативного опыта. Ибо, позволив Господу направлять себя, ты делаешься уязвимым для критики. А осуждение часто бывает особенно болезненно в устах тех, кто тебе близок. Несмотря на все перемены, которые произошли в наших семейных отношениях, мы с Сильвией не сумели убедить моих родителей и сестер в том, как важна деятельность Оксфордской группы. Их взгляд на это так и остался скептическим. Мой отец пошел даже дальше. Узнав, что для собрания Оксфордской группы я снял зал в Эйндховене, он потребовал, чтобы я это собрание отменил. Я наотрез отказался. Он заявил:
— В таком случае, я отменю заказ на зал!
Я ответил:
— Папа, если ты это сделаешь, я уеду в Америку.
Что сказать на такое, он не нашелся.
Позже настал момент, когда и мой зять Франц Оттен счел необходимым поставить меня перед выбором, но сначала решил поговорить об этом с моей женой, которую глубоко уважал.
— Сильвия, — сказал он, — пришло время, когда Фрицу придется выбирать: или «Филипс», или Оксфордская группа!
— Да, Франц, — сказала жена, — и я знаю, каков будет его выбор. Но и ты должен понимать, перед каким выбором его ставишь. Ведь на самом деле это звучит так: «Филипс» или Бог. Ты это хотел сказать?
— Нет, Сильвия, если ты так это видишь, я не стану настаивать.
За прошедшие годы мы были свидетелями тому, как приживались в Европе идеи американского священника Фрэнка Бухмана, создателя Оксфордской группы. На многолюдных митингах в Скандинавии он призвал мир идти путем Господа, и этот призыв не потерял актуальности и сейчас. В 1936 году во время Британской промышленной ярмарки в Бирмингеме мы были свидетелями впечатляющего съезда, участники которого съехались со всех концов Великобритании на 35 специальных поездах. Годом позже съезд в утрехтском Овощном Холле продолжался неделю. Профессиональный филипсовский дизайнер создал очень эффектный плакат: корабль скользит по стапелям с надписью: «Пускаем в ход новые Нидерланды!» Я обещал провести эту неделю в Утрехте, чтобы быть на подхвате, но, поскольку некоторые мои коллеги, включая Оттена, оказались по делам за границей, полностью обещания своего не сдержал и приехал только на выходные. В воскресенье утром Фрэнк Бухман попросил меня вести собрание. Отказываться мне не хотелось, хотя отец и настаивал, чтобы я не слишком демонстрировал свое участие. Собрание было очень впечатляющим, да и мне казалось, что я неплохо справился со своей ролью, но когда отец прочел утренние газеты, он был очень не в духе…
В 1938 году Бухман, зная настроения в мире, чувствуя непосредственную близость войны, из лондонского Ист-Энда начал осуществлять новую программу «Моральное и духовное перевооружение». Почти одновременно с этим в нашей стране королева Вильгельмина произнесла речь о необходимости морального и духовного перевооружения наций.
«Вилевал»Мы были счастливы и в нашем первом доме в Блумендале, и в нашем «инженерском» доме в Эйндховене. Но в 1934 году мы поменяли место жительства на «Вилевал». Этим завершилась история, начавшаяся еще в 1912 году, когда мои родители купили землю в предместье Эйндховена. Это был хвойный лес, прорезанный довольно монотонными дубовыми аллеями. С течением времени родители сделали из него рай с прекрасными сосновыми рощами и зарослями рододендронов.
История самого дома — «Вилевал» значит «Золотой ореол» — началась несколько позже, вскоре после нашего обручения, когда мы с Сильвией увидели на улице строящийся дом, который нам так понравился, что я написал подрядчику справиться об имени архитектора. Некоторое время спустя в Делфте мне позвонили в дверь. Пришелец представился. Это был Франц Стам, архитектор того самого дома. Он хотел знать, когда я приступлю к строительству своего. Я сказал ему, что даже еще не женат.
— Но разве после того, как женитесь, вы не захотите построить для себя дом?
— Конечно, захочу, господин Стам. Но как долго буду раздумывать, понятия не имею!
— Разве у вас нет никаких идей? Насколько я понял, вас заинтересовала моя работа, и как раз сейчас я свободен. Так что давайте сделаю для вас проект!
Я сказал, что не хочу брать никаких обязательств и уж тем более — вступать в денежные взаимоотношения. Но он настаивал.
— Расскажите мне, какие комнаты вам нужны.
— Гостиная, холл, столовая, кабинет, детская… — стал я думать вслух.
— А сколько спален?
— Это зависит от того, сколько у нас будет детей.
— А сколько бы вам хотелось?
Мы с моей нареченной обсуждали этот вопрос не один раз и сошлись на том, что у нас довольно масштабные ожидания. Поэтому я не раздумывая ответил:
— Шесть.
— Значит, понадобится три двойных спальни для детей, — заключил он.
Поговорив о том о сем, он ушел, а через несколько месяцев явился снова со свернутым в трубку чертежом под мышкой. Да! Это был дом нашей мечты. Мы с Сильвией тут же одобрили проект и бережно спрятали его, а между делом стали присматриваться к разным домам и деталям убранства в обиталищах наших друзей и знакомых. Причем обращали внимание как на те особенности, которых не одобряли безусловно, так и на те, которые хотели бы позаимствовать.
Через некоторое время Стам снова пришел поговорить, и на этот раз при встрече присутствовала Сильвия. Я уже свыкся с мыслью, что придет день, когда мы попросим его стать нашим архитектором. Обговаривал с ним различные сорта кирпича, рассказывал, что открытый камин хотел бы облицевать делфтской плиткой, которую я страстно коллекционировал. Обсуждали мы и крышу. У дома, пленившего нас с Сильвией, крыша была соломенная, но когда я заикнулся об этом отцу, тот воскликнул:
