Феликс Кузнецов - ПУБЛИЦИСТЫ 1860-х ГОДОВ
В действительности, делает вывод обозреватель «Русского слова» А. Т-ров, «весь дом не годится» и его следует перестраивать заново. К радикальной перестройке «ветхого здания» стремится истинный его хозяин — русское крестьянство.
Эта мысль в «Летописи» подтверждается подробным рассказом о «печальном событии» — подавлении крестьянского восстания в Бездне.
Подчеркнув, что он вынужден сообщать о восстании крестьян в Бездне в «том самом виде», в каком этот факт «сообщен» в официальной «Северной пчеле», то есть без каких бы то ни было комментариев, летописец подробнейшим образом излагает ход событий в Бездне и находит возможность в эзоповой форме выразить в подцензурной печати чаяния и стремления, толкнувшие народ на восстание: «чистой» воли «ожидали» и «желали» крестьяне, именно она «как нельзя более согласовывалась с ожиданиями крестьян». А «чистая» воля — это «полное освобождение крестьян с землей» . Крестьяне не получили такой «воли» — в этом причина волнений и бунтов, которые вызвало, говоря слонами Герцена, «всекаемое освобождение».
Восстания и возмущения крестьян «в губерниях Владимирской, Самарской, Симбирской, Калужской, Пензенской, Орловской, Подольской, Петербургской, и Ярославской» (1861, 6, III, 1) — так встретили, по свидетельству летописца, русские крестьяне свое «освобождение». Июньская «Современная летопись» «Русского слова» вся, от первой до последней страницы, заполнена материалом о крестьянских волнениях, вызванных к жизни реформой 19 февраля.
Летописец недвусмысленно раскрывает их причину: «Толкователи Положения», то есть те народные вожаки, которые одушевляли крестьян к «непреклонному сопротивлению», «хорошо поняли Положение — иначе действия их не могли бы иметь столь определенно противоправительственного характера» (1861, 6, III, 14) (курсив мой. — Ф. К.).
Из номера в номер летописец «Русского слова» показывает, что реформа не изменила в принципе «экономического порядка», порождающего массовый голод крестьян, потому что была проведена в интересах помещиков: «Едва ли какое-либо правительство отнеслось бы к интересам своих землевладельцев более заботливо, как это поступило наше» (1865, 5, III, 33). Реформа явилась таким откровенным обманом народа, что теперь крестьянин уже с крайним недоверием встречает очередные нововведения сверху, «которые он так долго выносил на своей спине». «Крепостное право, — пишет обозреватель, — ниспослало на него реформы, от которых не скоро заживут бока этих странных людей», не понявших тех благих «намерений», с какими «преподавали» им «помещичью цивилизацию» (1863, 11–12, III, 49), — прямой намек на методы, которыми «всекалось» освобождение крестьян.
А в итоге, пишет обозреватель журнала, крестьянин наш «так запуган всякими попечительскими о нем габотами, что поневоле делается осторожен, упрям и недоверчив ко всякому новому благодеянию. Курная и вонючая изба для него кажется лучше не потому, чтоб он не сознавал потребности жить в светлой и чистой избе, а потому, что ему боязно решиться на всякую перемену, так как она самым вероломным образом может обмануть расчеты его; так ему хоть жутко, но он уверен, что не будет хуже» (1863, 11–12, III, 49).
Но кто же этот таинственный летописец, автор внутреннего обозрения журнала, который с такой последовательностью из номера в номер развивал те революционно-демократические идеи, которые столь определенно были высказаны еще в статье А. Топорова «Невольничество в Южно-Американских штатах» в апрельской книжке журнала за 1861 год?
Основной массив материалов в журнале «Русское слово», посвященных оценке крестьянской реформы, — как статья за подписью А. Топорова «Невольничество в Южно-Американских штатах», так и «Летописи», — принадлежал Благосветлову. Эти выступления свидетельствуют, как далеко была истинная позиция редактора «Русского слова» от того либерального взгляда на реформы, который ему по традиции приписывают. «Иллюзии на какие-то высшие благодеяния наших администраторов начинают отрезвляться», — с удовольствием замечает Благосветлов в письме Мордовцеву от 12 марта 1862 года.
Благосветлов живо интересовался настроениями крестьян в ходе «всекаемого» освобождения и даже имел, по-видимому, в разных концах России добровольных корреспондентов, сообщавших ему о крестьянских делах. Один из них, некто В. Бабилин из деревни Приволье Симбирской губернии, писал в мае 1861 года Благосветлову: «Сообщаю Вам, что и как здесь говорится о совершающихся около нас событиях. В народе настроение умов прежнее: безднинская бойня напугала, сломила сопротивление, но не уничтожила народных стремлений, не изменила его заветных желаний и отнюдь не заставила лучше понять непонятное Положение. Оно, впрочем, и не могло быть иначе; насильственные меры не убеждают и не просвещают: народ по-прежнему волнуется; в народе говорят, что все случившееся должно было случиться; в старых книгах написано, что настоящая воля не может быть добыта без крови, что сперва польется кровь крестьян, а потом потечет и помещичья, — а так как крестьянская уже пролита, то настоящую волю будет теперь легче добыть. Начальника и толкователя в Бездне, Антона Петрова, расстреляли; а многие этому не верят, говорят, что Антон бежал, а расстреляли, говорят, товарища его, назвавшегося его именем, чтобы спасти учителя… В Симбирской губернии дело покуда кончилось все розгами; зато здешний флигель-адъютант едва успевает сечь, несмотря на содействие земской и даже городской полиции; он почти постоянно переезжает из одного уезда в другой… Говоря о всех этих происшествиях, я не касался уж мелких неповиновении и мелких экзекуций, — их слишком много, и говорить о них не стоит, особенно при других более важных движениях и беспорядках. Маленькие неповиновения могут служить только доказательством неудовольствия народа и волнения в нем».
В условиях жесткой цензуры руководитель «Русского слова» находит возможность не только рассказать о крестьянских волнениях — он проводит мысль о недостаточной революционной активности русского крестьянства, о том, что века угнетения и нищеты должны были выработать в нем более энергичный и сильный протест. Если в чем и можно упрекнуть русское крестьянство, по словам Благосветлова, так это в «долготерпении»: «наш крестьянин действительно добр и мягок; но для полной и верной характеристики следует, по нашему мнению, к этим качествам прибавить еще одну крестьянскую добродетель: терпение» (1861, X, 21).
Так прорывалась у Благосветлова глубокая неудовлетворенность тем, что революционный протест крестьянства, вызванный грабительской реформой, был недостаточно силен. Его позиция в крестьянском вопросе в пору шестидесятых годов была позицией революционера. Отвергая путь правительственных реформ, он видел спасение страны в народной революции.
