Дмитрий Щеглов - Любовь и маска
Лицо Утесова действительно краснело в чернобелом кадре.
— Но больше всего я краснею за корову Зорьку и барана Фомку!
Лицо вконец раскаявшегося пастуха делалось даже багровым. Волнуясь, он выпивал стакан воды, и краска стыда на его физиономии бледнела и исчезала» (цит. из статьи Ю. Саакова «Сеча в коммунальной квартире». «Искусство кино», 1994 г.).
Если нельзя было комиковать над генеральным методом советского искусства, то что уж говорить о придуманных Сталиным колхозах! Тут смех был решительно непозволителен.
Но все это были частности по сравнению с главным: верховным Сталинским дозволением.
За очень короткое время (около недели) показ этого, травимого и распинаемого в течение года, фильма превратился в едва ли не общегосударственное дело. Ликовавший Шумяцкий рассылал всем ответственным за показ грозные циркуляры:
«Нажмите и сломите все формы сопротивления и гнусной инерции. Чуть что — обращайтесь за содействием лично ко мне» (19 сентября 1934 года).
29 сентября прошла информация: «„Веселые ребята“ в 12 кинотеатрах Москвы и Ленинграда». Сообщалось также о выпуске нот и пластинок с десятью мелодиями из картины.
Вероятно, ни один из фильмов в истории кино не удостаивался такой тотальной рекламы.
Еще в конце сентября под руководством неугомонного Шумяцкого собралась специальная комиссия, ответственная за выход картины. Протокол ее заседания напоминает отчеты Совнаркома:
«1. Организовать общественные просмотры картины в Москве 23 и 24 октября и в Ленинграде 23–30 ноября, с организацией премьеры 11 ноября в Москве и 13 ноября в Ленинграде.
2. Ускорить установку новой шоринской аппаратуры в кинотеатре „Ударник“ (тов. Александров взял на себя обязательство договориться с тов. Шориным).
3. Добиться от Ленинградской лаборатории напечатания образцовой копии картины. Для этого от ГУКФа послано специальное обращение к директору Ленинградской копировальной фабрики.
4. Развесить фото и плакаты картины в фойе мюзик-холлов и цирков, отелей и ресторанов, а также в витринах магазинов. Ответственный тов. Шувалов.
5. Организовать в Октябрьские праздники трансляцию фонограмм из „Веселых ребят“ с обязательным оповещением их источника.
6. Договориться с „Табактрестом“ о выпуске папирос с этикетками „Веселых ребят“ и кондитерско-пищевым комбинатом о выпуске конфет и печенья с ярлыками „Веселых ребят“.
7. Заказать по специально разработанным эскизам занавес, который должен закрывать экран до начала сеанса в „Ударнике“. Эскиз обязательно согласовать с тов. Александровым.
8. Обеспечить декорирование кинотеатра „Ударник“ как снаружи, так и внутри.
9. Договориться с Радиоуправлением об организации трансляции киносеанса вокруг „Ударника“ по линии от Дома правительства до Каменного моста.
10. Организовать передвижную рекламу по городу в виде художественно оформленного катафалка. Эскиз представить не позднее 10 октября. Ответственные тов. Александров и тов. Ильин» (цитата из той же статьи Ю. Саакова).
Трудно не стать звездой после таких мощных государственных усилий.
В ноябре обещанная премьера так и не состоялась.
А 1 декабря бродивший по Смольному как лунатик Николаев наконец-то встретил Кирова, и стало не до комедий.
Прошло еще три недели, прежде чем фильм, анонсированный ровно год назад, вышел на экраны.
До этого его успели свозить в Венецию на Международную киновыставку. Б. Шумяцкий и Г. Рошаль рапортовали оттуда:
«Первая наша большая работа — фильм „Веселые ребята“ — по справедливости принимается здесь как новое слово киноискусства, ибо, преодолевая безвкусицу идиотического американского трюка, она указывает, как много может сделать подлинный художник — режиссер и сценарист, если только он комическую ленту компонует из всего разнообразия элементов киноискусства: слова, образа, мелодии, танца и изобразительного, брызжущего здоровьем и весельем трюка. „Веселые ребята“ неожиданно удивили той широкой улыбкой и молодой бодростью, которые звучат в этом фильме».
Между тем волна успеха, поднятая Великим Кормчим, пройдясь по стране, докатилась и до Черноморского побережья, где снимались натурные сцены фильма.
Сочинская газета сообщала о небывалом воодушевлении, царившем в обществе бывших политкаторжан имени Цюрупы во время просмотра фильма (на новой шоринской аппаратуре, заметим кстати). «Качество ее (аппаратуры. — Д. Ш.) на таком уровне, что ему могут позавидовать лучшие кинотеатры Москвы. 14, 15 и 17 сентября 1934 года в новом кинотеатре под открытым небом состоялись закрытые просмотры (обаятельнейшая глухота! — Д. Щ.) „Веселых ребят“. На них присутствовали также отдыхавшие в домах отдыха ЦИКа, ЦЕКУБУ, Общества старых большевиков… Присутствовавшим на просмотрах режиссеру Александрову и артистке Орловой были устроены шумные овации.
Мнение высококвалифицированной партийной аудитории было зафиксировано в специальной коллективной рецензии, подписанной более ста подписями. А „Марш веселых ребят“ сразу же широко распространился среди отдыхающих Черноморского побережья».
Понятно, что верховное благоволение переадресовывало противников картины в разряд ее неумеренно горячих поклонников. Ф. Эрмлер, например, писал в газете «Кино» после просмотра:
«…Я сказал Александрову, что, если у него уже не хватает сил, я с удовольствием помогу ему драться с теми, кто выступает против картины.
Вообще, у меня впечатление, что пришел человек, дал мне пилюлю, и я помолодел. Потом я поставил перед собой вопрос: если бы я обладал таким темпераментом, сумел бы я так блестяще поставить картину, взялся бы ее делать или нет? Нет!
Немногие из нас рискнут пойти по пути, по которому пошел Александров, у многих из нас не хватит ни умения, ни воли, чтобы делать такие вещи».
Фильм этот разделял общество или, во всяком случае, его партноменклатуру с неизбежностью сталинских указаний. Ю. Сааков в своей статье, посвященной истории создания и выпуска «Веселых рябят», приводит уже совершенно невообразимый документ времени — письмо одного перепуганного начальника другому. Вот этот удивительный текст:
«Вы мне сказали о дошедших до Вас слухах о том, что мне якобы не нравится картина „Веселые ребята“ и что распространяемые кем-то слухи о ее запрещении не находят у меня должного отпора, более того, поощряются мною. Отведя в сторону разговоры о „нравится“ и „не нравится“, я категорически и с возмущением отбрасываю какие-либо сплетни о том, что я могу иметь хоть какое-то отношение к тем, кто распространяет злобные слухи о запрещении картины. И настаиваю на том, чтобы Вы назвали лиц, которые распространяют эти грязные слухи. Тогда в их присутствии мы установим, в чьих интересах и с какой целью распространяются обо мне такие сплетни. Как видите, в отношении меня и моей работы создались такие невыносимые условия, что я вынужден еще раз убедительно просить Вас принять мою официальную просьбу об освобождении меня от работы».
