Петр Капица - В море погасли огни
Кроншлотцы, узнав о взрыве на линкоре, выскочили из укрытий. Но чем мы могли помочь маратовцам? Только несколько человек, вскочив на рейдовый катер, помчались спасать тонущих.
Воздушный налет продолжался. В бой опять вступили шесть наших ястребков. Они сбили несколько пикировщиков, но разве этим восполнишь потери? Настроение у всех подавленное.
Совещание политработников было коротким. Я решил проведать свое "войско", оставшееся в Кронштадте.
На рейдовом катере, под сильным обстрелом, мы добрались до Петровской пристани. Там несколько линкоровцев переносили с баркаса трупы товарищей и укладывали в кузова грузовиков.
Многотиражку на "Марате" редактировал кинодраматург Иоганн Зельцер. Всего лишь несколько дней назад я видел его в Пубалте. Шутя он похвастался, что во время тревог находится на самом высоком месте, в зенитном расчете на фок - мачте. Фок - мачта затонула. Куда же делся Зельцер?
Я спросил у мичмана, руководившего похоронной командой, не знает ли он о судьбе редактора многотиражки.
- Слышал... Политотдельцы говорили... в подъемнике застрял. И до верха не добрался, - ответил линкоровец и вдруг разрыдался. - У меня там такой друг погиб, что в жисть не найдешь.
Тут же я узнал, что "Марат" несколько дней назад в Морском канале уже пострадал от обстрела и бомбежки. У Усть-Рогатки его ремонтировали рабочие Морзавода. Перед обедом они все собрались в Красном уголке. Немецкая бомба угодила прямо в снарядный погреб. От взрыва сдетонировавшего боезапаса и оторвало линкору нос. Все, кто был в этой части корабля, погибли.
В типографии я застал лишь половину своего "войска", На узлах, засыпанных обломками штукатурки, лежали в шинелях девушки и дремали. При моем появлении они даже не поднялись.
- Когда вы нас заберете? - спросила корректор. - Лежим второй день без дела... И погибнешь неизвестно за что. Нынче думали, потолок рухнет, всех засыпало.
- Сегодня постараюсь забрать. А где мужчины?
- Ушли за сухим пайком. Опять ни обеда, ни ужина, - пожаловалась Тоня. - Хоть бы в поварихи взяли.
Я отправился к Белозерову и не ушел от него, пока он не выделил пятитонку и команду грузчиков.
Нам удивительно повезло: за пятнадцать минут шоферы успели доставить имущество на пристань, а там - сгрузить на готовый к отходу катер. Когда одновременно начался обстрел и воздушный налет, мы уже были в бухте Кроншлота.
Здесь краснофлотцы поставили "американку" на деревянные салазки и затащили в самую глубь подземного каземата главного здания.
Я думал, что мрачные стены каземата вызовут уныние у девушек, а они, очутившись в тиши толстенного подземелья, повеселели.
- Ой, как здесь хорошо, словно в глубоком тылу очутились! оглядевшись, воскликнула Рая Справцева. - Сюда осколки не влетят. Даже стрельбы не слышно.
- Теперь меня отсюда и на обед не выманишь, - призналась Тоня Белоусова. - Думалось, пришел конец жизни, ан нет, поживем еще!
Практичная Катя Логачева спросила у меня:
- А где здесь койки или топчаны достают? Она решила не на день, не на два обосноваться в каземате.
- Обойдемся без коек, - поспешила сказать Тоня, боясь, что я их отправлю в кубрик, приготовленный на третьем этаже. - На фанеру матрацы положим.
Парни тоже не захотели поселиться в кубрике.
- Мы где-нибудь сбоку, за "американкой" устроимся, - сказал печатник Архипов. - Мне ведь вручную придется печатать, а в кубрике не выспишься: то по тревоге поднимут, то на погрузку пошлют.
- Мне там писать негде будет, - вставил Петр Клецко. - Да и дежурить заставят...
- Ладно, обосновывайтесь здесь, - разрешил я, так как и сам не прочь был остаться в каземате.
Сейчас мое утомленное "войско" спит вповалку на узлах и развернутых матрацах. Бодрствую лишь я один, потому что делаю эту запись в дневнике.
24 сентября. Оказывается, вчера поздно вечером, когда я вел дневник, еще раз налетела авиация и натворила много бед. Но до меня через толстые стены не донеслось ни единого звука. Репродуктор, объявлявший тревогу, умышленно был отключен, чтобы мои парни и девчата могли спокойно выспаться.
На Кронштадт налетело 272 самолета, из них сбито только четырнадцать. В городе сильно пострадали госпиталь и цеха Морзавода, а флот понес тяжелейшие потери. Кроме "Марата", сел на грунт с затопленной кормой лидер "Минск", повреждены, но остались на ходу крейсер "Киров", эсминец "Грозный", бывшая царская яхта "Штандарт", переделанная в минный заградитель.
Сегодня дует холодный ветер, временами накрапывает дождь, низко бегут облака. Самолеты не могут летать. Их заменила дальнобойная артиллерия, она бьет по рейду и Кронштадту.
Два шальных снаряда угодили в гранитную стену главного здания Кроншлота. Стена оказалась такой прочной, что увесистые снаряды, словно мячики, отскочили в сторону и разорвались в камнях на отмели.
Молодец Петр Первый, построил домину так, что мы благодарим его через двести с лишним лет!
Как был воздвигнут Кроншлот, я узнал только вчера. Оказывается, Петр Первый строил его поспешно и тайно, чтобы надежно оградить будущую столицу от набегов вражеских кораблей. Он сам промеривал лотом глубины в заливе и нашел подходящую отмель в версте от южной оконечности Котлина. Фарватер как раз проходил между нею и островом.
Мысль была проста: если на отмели построить надежный форт, вооруженный пушками, то ни один корабль дальше не проскочит. Он попадет под перекрестный огонь и вынужден будет за двадцать пять верст до Санкт - Петербурга вступить в бой.
Строительство форта Петр поручил энергичному Меншикову. Тот, получив в свое распоряжение дешевую рабочую силу - солдат двух полков, той же осенью принялся на южном берегу залива валить строевой лес, тесать бревна, сколачивать сани и клети. Как только залив сковало прочным льдом, Меншиков все заготовленные материалы на лошадях подтянул к отмели.
Одни солдаты у него вбивали сваи, другие, заполнив клети камнями, сталкивали их в проруби. Так постепенно образовался искусственный остров, на котором и была воздвигнута толстостенная круглая башня, начиненная пушками.
Сперва первый форт назвали "Кроншлоссом", что по-русски означало "Коронный ключ". Но позже эта небольшая крепость обрела постоянное название "Кроншлот", что означает - "Коронный замок".
От взрывов наш "замок" чуть колышется, точно палуба большого корабля. Видно, подгнили какие - то сваи. Но все равно мы себя здесь чувствуем лучше, нежели в Кронштадте.
На южном берегу не угасают костры. Гитлеровцы не успокаиваются, они все еще надеются смять наши войска хотя бы на Ораниенбаумском "пятачке". Если им это удастся - плохо будет Кронштадту! Гитлеровцы смогут стрелять в упор.
