Ромен Роллан - Жизнь Микеланджело
«Постарайся узнать, — пишет он своему племяннику, — нет ли нуждающегося горожанина, у которого была бы дочь, которую нужно выдать замуж или отдать в монастырь. (Я имею в виду, — прибавляет он, — тех, которые, находясь в нужде, стыдятся просить милостыню.) Отдай ему деньги, посланные мною, но втайне. И сделай так, чтобы тебя не обманули…»[389]
И в другом письме:
«Извести меня, не знаешь ли ты еще какого‑нибудь благородного горожанина в крайней нужде, особенно, если у него есть дочери дома; мне было бы приятно сделать ему какое‑нибудь добро для спасения моей души»[390].
ЭПИЛОГ
СМЕРТЬ
E l’osteria
Е mort…
…Гостиница одна мне —
То смерть…[391]
Смерть, столь желанная и столь медлиьшая приходом, —
c’a miseri la morte è pig‘‘a e tardi…[392]
пришла.
Несмотря на крепкое сложение, поддерживаемое строгим монашеским образом жизни, болезней он не избег. От дзух злокачественных лихорадок — 1544 и 1546 годов он никогда вполне не оправился; каменная болезнь[393], подагра[394]и всевозможные недомогания окончательно разрушили его здоровье. В печально — шутовском стихотворении, относящемся к последним годам его жизни, он описывает жалкое свое тело, подточенное недугами:
Я заточен в кору, как сердцевина,
И так живу, уединен и беден.
…………………………………………………………..
Мой голос словно шмель жужжит в горшечке,
И в кожаном мешке моем с костями
Резиновые шарики в мешечке.
Мешки же и морщины под глазами.
Как клавиши у клавесина зубы:
Как звуки медлят в них, судите сами!
Черты лица внушают страх и грубы.
………………………………………………………….
Давно завелся в ухе паучишка.
В другом сверчок без памяти стрекочет;
Ночь напролет не сплю я от одышки.
………………………………………………………….
Искусство, что известность мне сулило, —
Вот довести куда оно вас может.
Я, старец бедный, без ума, без силы,
Изнемогу, коль смерть мне не поможет,
………………………………………………………….
Я одряхлел, согбен, измучен, сломан
Усталостью. Гостиница одна мне —
То смерть…[395]
«Дорогой мой мессер Джорджо, — писал он к Вазари в июне 1555 года, — по моему почерку вы увидите, что я достиг двадцать четвертого часа»[396].
Вазари, посетивший его весною 1560 года, нашел его крайне ослабевшим. Он едва выходил из дому, почти совсем не спал, и все заставляло предполагать, что долго он не проживет. Делаясь слабее, он делался все чувствительнее и легко плакал.
«Я навестил моего великого Микеланджело, — пишет Вазари. — Он не ожидал моего прихода и проявил такое волнение, как будто родной отец, который нашел пропавшего сына. Он обнял меня за шею, и расцеловал, проливая слезы радости» (lacrymando per dolcezza)[397].
Однако он нисколько не утратил ясности ума и энергии. Во время этого самого посещения, о котором рассказывает Вазари, он вел с ним продолжительную беседу о разных вопросах искусства, давал ему советы относительно его работ и верхом проводил его до св. Петра[398].
В августе месяце 1561 года о ним случился припадок. Он рисовал три часа подряд босым, как вдруг почувствовал боли и упал в судорогах. Слуга его Антонио нашел — его без сознания. Прибежали Кавальери, Бандини и Кальканьи. Когда они явились, Микеланджело уже пришел в себя. Через несколько дней он снова начал ездить верхом и делать рисунки к Porta Pia[399].
Несговорчивый старик не допускал, чтобы под каким бы то ни было предлогом о нем заботились. Для друзей было постоянным мучением сознание, что он остается один и может в любую минуту стать жертвой нового припадка, имея около себя небрежную и недобросовестную прислугу.
Наследник его Лионардо, получивший некогда такую головомойку за то, что, узнав о болезни дяди, хотел приехать в Рим, не смел больше показываться. В июле 1 563 года он запросил через Даниэле да Вольтерра, желает ли дядя увидеть его; и чтобы устранить всякие подозрения, которые в недоверчивом уме Микеланджело мог возбудить его небескорыстный приезд, он просил прибавить, что дела его идут хорошо, что он богат и ни в чем не нуждается. Хитрый старик велел ему передать, что он очень рад тому, что дело обстоит так, и что отдаст ту малость, которую имеет, бедным.
Через месяц Лионардо, очень мало удовлетворенный таким ответом, предпринял вторую попытку и просил передать Микеланджело, что его очень тревожит его здоровье и вопрос об уходе за ним. Тогда Микеланджело отправил ему разгневанное письмо, доказывающее изумительную живучесть этого человека в восемьдесят восемь лет, за полгода до смерти[400]:
«Из твоего письма я вижу, что ты придаешь веру словам некоторых завистливых негодяев, которые, не будучи в состоянии меня обкрадывать и вертеть мною как хотят, пишут тебе разные выдумки. Это — кучка мерзавцев; и ты настолько глуп, что веришь их россказням о моих делах, как будто я малый ребенок. Пошли их к чорту: такие люди причиняют только неприятности, умеют только завидовать и живут, как бродяги. Ты пишешь, что мне плохо прислуживают, а я тебе скажу, что в смысле услужения нельзя себе представить, чтобы служили более верно и ухаживали во всех отношениях лучше, чем за мною. Что же касается до опасений, как бы меня не обворовали, на что ты делаешь намеки, то я тебе говорю, что люди, находящиеся у меня в доме, таковы, что я могу вполне им довериться и быть покойным. Итак, заботься о самом себе и не заботься о моих делах; в случае надобности я сам сумею постоять за себя: я не малый ребенок. Будь здоров».
Не один Лионардо беспокоился насчет наследства. Вся Италия была наследницей Микеланджело, в особенности герцог Тосканский и папа, которым очень хотелось не потерять рисунков и планов, относящихся к постройке Сан — Лоренцо и собора св. Петра. В июне 1 563 года, побуждаемый Вазари, герцог Козимо поручил — своему послу Аверардо Серристори тайно похлопотать у папы, чтобы, принимая во внимание упадок сил Микеланджело, учредить внимательный присмотр за его челядью и за всеми теми, кто бывает у него в доме. В случае внезапной смерти надлежало немедленно произвести опись всего имущества: рисунков, картонов, бумаг, денег, и просмотреть, чтоб в суматохе первых часов не было чего‑нибудь унесено. Само собою разумеется, позаботились о том, чтобы Микеланджело ничего не знал о таком распоряжении[401].
