Юлия Андреева - Ближнее море
Обычно мы добирались в воздушной лодке, запряженной прекрасными белыми, величиной с породистую лошадь лебедями. Позже лебедей заменила тройка белоснежных Пегасов, дальше появились и другие средства передвижения.
В начале все было в фантазийном смысле убого: мои гости ели на золотой посуде, получали роскошный гардероб, Папа Карло – естественно, новый театр. Козетта – семью, Сирано де Бержерак – полное собрание своих сочинений плюс наше уважение и всеобщую любовь. Отчего-то мне казалось нечестным предлагать ему уменьшить нос хирургическим или магическим путем. Вместо этого я добилась, что он разочаровался в Роксане и увлекся…
Королевство расширялось. За ночь изготавливались бальные платья, возводились замки, завоевывались, а иногда и покорялись без боя города.
Маленький мир жил и развивался, вырабатывая волшебную субстанцию поэзии, благодаря которой была возможна сама жизнь.
Поколения сменялись поколениями, я дышала своим призрачным миром, а он жил и продолжает жить мной.
В моем мире нет времени. Время тащит за собой докучливую реальность, а значит, пока есть время, те, кто ушел, – ушел безвозвратно.
В моем маленьком мире есть место и для ушедших друзей. Время от времени они стучатся в мое сердце и я… ну, что тут поделаешь… открываю его.
В день поминовения новомучеников российских
Ранним утром 5 февраля 1995 года, в воскресенье, когда праздный народ еще нежился в своих теплых постелях, в центре Санкт-Петербурга, недалеко от Спасо-Преображенского собора, была жестоко убита немолодая женщина, опознанная позже как Наталья Ивановна Карпова – поэтесса.
Говорили, что она ушла вслед за мужчиной, которого любила и который утонул в июле, что, мол, неспокойные времена, чеченская война, бандиты… Версия ограбления была отброшена сразу, поскольку золотые украшения и деньги остались в неприкосновенности.
В этот день – в день поминовения новомучеников российских Наталья Ивановна, как обычно, шла в церковь.
Судя по характеру нанесенных ран, она была убита далеко не с одного меткого удара. Она кричала – центр Питера, улица Пестеля это не глухая тайга, кругом окна, люди… Она кричала, но ее почему-то никто не услышал. Можно, конечно, сказать, что в феврале окна заклеены и происходящее на улице слышно плохо, что все еще спали… Но чтобы в таком перенаселенном городе, как Питер, и не оказалось ни одного человека, способного хотя бы вызвать милицию…
…чтобы не оказалось ни одного человека…
Когда уходит поэт, тем более уходит раньше срока, то прибывает лунный свет и убывает солнечный. «Все мы солнечные зайчики, а станем лунными», – пишет О’Санчес. Вроде ничего особенного не произошло. Ушел человек, такое бывает. Но когда уходит поэт, в мире становится чуть меньше тепла.
Я не считаю себя знатоком православия. Но если человек погиб по дороге в церковь, в день поминовения новомучеников российских, не означает ли это, что в том, небесном полку прибыло?
Вот что пишет на смерть Натальи Карповой протоиерей Андрей Логвинов:
Ах, могилка у Натальи вся в цветах,
В зацелованной морозом красоте…
Где с младенческой улыбкой на устах
Навсегда она застыла на кресте…
И еще одна подробность. Отпевали и хоронили Наталью Ивановну в день смерти Александра Сергеевича Пушкина.
Незнакомая королева
По улице шла молодая женщина. Высокая, светловолосая, платье до пят. Необычное, как будто когда-то в нем играли королеву из «Гамлета». Когда-то давно, потому что было оно потрепано и все в пыли.
Стопы незнакомки были обмотаны тряпками, поверх которых странная дама закрепила полиэтиленовые мешки, плечо оттягивала тяжеленная матерчатая сума, на голове посверкивала серебряная корона, вроде тех, что покупают маленьким девочкам на елочный бал.
Женщина проследовала по Невскому до Марата, остановилась на секунду около «Сайгона», поймав на себе несколько недоброжелательных взглядов.
Кто она и откуда? Затерявшаяся в переплетении миров королева? Беженка?
В памяти всплыл образ из какой-то полузабытой легенды – юная девственница с мешком золота на спине идет через земли королевства и никто не покушается ни на ее честь, ни на богатство, ни на беззащитность.
Девушка с мешком золота все шла и шла, ночуя на грязных постоялых дворах, в стогах сена, а то и просто на голой земле.
Девушка шла, и рядом с ней шло время. Давно истрепалось ее некогда красивое, подаренное королевой платье, сбились и прохудились туфельки. Поседели прекрасные золотые волосы, а сама она превратилась из юной в старую деву. Но путешествие все не заканчивалось.
В своем замке король давно позабыл о начатом много лет назад эксперименте, не предполагая, что девственница с мешком золота смогла уйти дальше королевского парка. А потом умер и сам король, умерли королева и их дети. А странница все шла и шла, не ведая, когда и где закончится ее путь.
Впрочем, если это именно она, то при чем тут корона?
Женщина в короне и обмотках была высока и стройна, ее лицо, правильные черты которого напоминали статую, казалось изможденным и уставшим. Она давно мечтала остановиться где-нибудь, сбросив с плеча тяжелую ношу.
Наконец, приметив бабку с пирожками, она, вздохнув, подошла к ней и, достав из складок платья несколько монет, ткнула в хот-дог.
Когда «незнакомая королева» – из-за величественного вида я решила называть ее именно так, – сняла с плеча суму и поставила ее на асфальт, послышался звон монет.
Я ни разу не слышала, как звенит золото, но уверена, что это было именно оно.
Заметив мое внимание, дама заговорщически усмехнулась, отчего ее детская корона засверкала вдруг подлинными бриллиантами.
Я все время хожу по краю
Я все время хожу по краю. Во сне я даже вижу его: вдруг под ногами раскрывается бездна, и я застываю над ней.
Я застываю над бездной, иногда начинаю хвататься за ускользающий мир, реже лечу.
Когда я летаю – мир шутит со мной, пряча удобные берега, если я лечу над водой, или исчезает сама земля. Кругом лишь обманки-звезды, а крылья уже устали.
Иногда, когда мне удается сохранить равновесие на краю, моя бездна обращается в мохнатого хищника и кидается на меня из засады.
Я все время хожу по краю. Я каждую секунду на грани. Под моими ногами если не болото, то зыбучий песок, если не океанские глубины, то воздух или даже огонь.
Я всегда на краю, и даже ты, в ком я тщетно искала опору, – не прочная стена, за которой я хоть на время могу обрести покой, а призрачное счастье, к которому боязно прикоснуться – вдруг исчезнет.
Моя дивная тайна, даже ты не удержишь меня на краю бездны, когда подует попутный ветер и придет время улетать.
