Сергей Ушаков - В интересах всех фронтов
За мужество и отвагу, проявленные в сражении под Москвой, многие в полку были награждены орденами, а мой товарищ Серафим Бирюков удостоен звания Героя Советского Союза. С ним я веду переписку, но об этом в следующий раз...
В комнате стало тихо, каждый думал о чем-то своем.
Проснулись мы почти одновременно. Мелкие капли дождя назойливо стучали в окно. Выходить на улицу без необходимости не хотелось. Только после обеда направились в штаб полка для изучения боевого задания и подготовки к вылету.
Дивизии предстояло нанести одновременные удары по двум целям: нашему полку - по железнодорожному узлу, а братскому - по аэродрому Смоленск. По всему было видно, что вылет и на этот раз не состоится. В таких условиях не взлетали ни разу. И мы готовились не спеша, рассчитывая на отбой. Но так как это уже стало правилом, все поехали на аэродром. Бортовой техник доложил Александру Додонову о готовности самолета к полету. Мы тут же нырнули в землянку, стараясь быстрее избавиться от неприятного дождя. Моторы и кабины наших машин были бережно укрыты брезентовыми чехлами.
Наступила темнота, а отбоя все не было. "Забыли, наверное, - шутили летчики. - В такую погоду, да еще и в темь, и не заметишь, как в Москве-реке окажешься". Река примыкала почти вплотную к западной окраине летного поля. Но шутки шутками, а дело делом. Видимо, уж очень было необходимо сегодня нанести удары по железнодорожному узлу и аэродрому Смоленска, но об этом знало только командование, нам предстояло ждать его окончательного решения.
Наконец раздался сигнал автобуса, открылась дверь в землянку, и кто-то прокричал из темноты:
- Кончай валяться, отбой!
Летчики, штурманы и воздушные стрелки уехали. Техники и механики остались для того, чтобы выкрутить взрыватели, снять бомбы, зачехлить кабины, моторы и накрыть самолет маскировочной сеткой. Когда все было сделано, последним, как всегда, ушел бортовой техник Павел Прокофьев.
Время приближалось к ужину. Неожиданно в дверях появился посыльный и громко объявил:
- Летному составу срочно явиться в штаб для получения последних указаний на вылет.
Вот это да! Такого еще не было. Обычно, находясь в землянках у самолетов, мы по нескольку часов ждали команды на вылет, и уж если давался отбой, то вылет переносился на другой день. К тому же в такую погоду... Но как бы там ни было, все собрались, как обычно, начали подшучивать друг над другом.
Когда вошел командир полка, все стихло.
- Задание остается прежним, - неторопливо начал он. - Получен приказ вылетать. Сами видите, что условия для взлета сложные. Нижняя кромка облаков около пятидесяти метров, видимость не более пятисот. Дл*я облегчения взлета в конце полосы двумя прожекторами создадим световой штык. Думаю, метров на семьсот будет просматриваться.
Вопросов не последовало, и все начали выходить к автобусу. Ехали молча. Техники успели вновь подвесить бомбы и прогреть моторы. Додонову о готовности материальной части к полету доложил помощник бортового техника. Свой доклад он закончил фразой, удивившей нас всех:
- Нет Прокофьева!
- Как нет? - вспылил Додонов. - Кто его видел? Кто знает, где он может быть? Всех собрать к самолету!
Ответа на эти вопросы не смог дать никто. Выяснилось только, что Прокофьев уходил из землянки последним и в общежитии не появлялся.
Что было делать? По существующему положению заменить борттехника без официальной передачи самолета могли только инженер эскадрильи и инженер полка, как его. непосредственные начальники, лично осуществляющие контроль за подготовкой техники к полету.
Подъехал командир полка. Выслушав доклад Додонова о готовности самолета к полету и об отсутствии бортового техника Прокофьева, после небольшой паузы сказал:
- Перехвалили. Вот вам и результат!
- Товарищ подполковник, - обратился к нему инженер эскадрильи, - если не явится Прокофьев, разрешите мне лететь. Готовность техники к полету я проверял лично.
- Знаю, но без Прокофьева самолет в воздух не выпускать!
Мы были ошеломлены. Ведь за срыв боевого вылета - трибунал.
Подъехал командир дивизии. По его лицу было видно, что он знает о происшедшем. Командир полка доложил, что им принято решение: в случае неявки бортового техника Прокофьева самолет в полет не выпускать.
Полковник Лебедев, видимо, не ожидал, что командир полка уже принял решение. После недолгого раздумья сказал:
- Неужели никто не знает, где может быть Прокофьев? Не убили же его. Додонов, кто ближе всех к Прокофьеву, сажайте в автомобиль - и на розыски.
На столе комдива лежал наградной материал на Прокофьева. Ему сегодня предстояло подписать документ о представлении к награде, и он сделал бы это не задумываясь. И вдруг такое...
- Товарищ полковник, - обратился к командиру дивизии инженер эскадрильи, - разрешите мне лететь бортовым техником, инструкцией ведь допускается!
- Или мне... - предложил инженер полка.
Все были уверены, что произошло досадное недоразумение, хотели выручить Прокофьева. И с трепетом ждали решения комдива. Ответ его последовал не сразу и прозвучал глухо:
- Решение командира полка оставляю в силе...
Командир дивизии с командиром полка уехали на старт. Загудели моторы на стоянке самолетов. Наступило время выруливания. Вот уже пошел на взлет первый самолет. Хотя от нас до полосы было не более километра, мы следили за разбегом только по желтоватому хвосту, создаваемому выхлопными газами - даже бортовых аэронавигационных огней не было видно. Самолеты, набирая скорость, неслись к прожектору, световой луч которого был похож не на штык, как обычно, а на гриб. Все взлетели без отклонений.
Только наш экипаж с тяжелым осадком на душе покидал аэродром.
А с Прокофьевым произошло следующее. Перед уходом с аэродрома зашел его земляк. Особой дружбы между ними не было, но иногда их можно было видеть вдвоем. В экипаже даже никто не знал, что оба они родом из одного места. Прокофьев никому об этом не говорил.
Земляк этот был техником по приборам и обслуживал несколько самолетов. Поскольку все приборы перед полетом были подготовлены и проверены, его отсутствие при повторном вызове на аэродром могло остаться незамеченным. У него был день рождения, и зашел он в землянку, чтобы пригласить своего товарища отметить это событие. Как стало известно позднее, Прокофьев долго не соглашался, но земляк все уговаривал его, ссылаясь и на отбой боевому вылету, и на плохую погоду... В конце концов Прокофьев дал согласие побыть до ужина вместе, никого об этом не предупредив. Находились они совсем рядом от аэродрома, но гул прогреваемых моторов не был слышен, так как ветром относило звук в противоположную сторону. И только когда самолеты развернулись и порулили на старт, Прокофьев все понял, но, к сожалению, слишком поздно...
