Анна Герман - Анна Герман. Жизнь, рассказанная ею самой
Пришлось объяснять, что у меня нет времени дослушать их композицию и еще что мне не подходит такой аккомпанемент.
Расстались недовольные друг другом.
— Пани Анна, вам нужно сменить репертуар, не то вас скоро совсем слушать перестанут.
Очень хотелось сказать в ответ, что их-то вообще не слушают, но я вежливо промолчала. Вот, пани Анна, тебе приговор. Оркестр нанять ты не можешь, современные ансамбли с тобой связываться не желают (не один Анджей такой), остается научиться играть на рояле и аккомпанировать себе самой.
Но смешного было мало, ни музыкального сопровождения, ни песен, не то что выступать, но и записать на студии не с кем.
Вздохнула и позвонила сама:
— Нет ли у тебя завалящей песни для меня, не хватает для большой программы.
Сначала интерес:
— А петь где будешь?
— В Советском Союзе. Приглашают на гастроли в Москву.
Сразу разочарование.
— Петь будешь по-русски, что ли?
— Нет, на польском. Я же польская певица.
— Хорошо, я попробую посмотреть, что есть, и обязательно перезвоню.
По тону было понятно, что «обязательно» вовсе не означает ничего обязательного. Ни моя персона, ни гастроли в Москве композитора не прельстили.
Второй звонок оказался еще менее удачным:
— Песня для тебя? К чему тебе мои песни, ты же сочиняешь сама. Ты у нас теперь композитор…
Профессионалы не прощают, когда в их дела вклиниваются дилетанты. Я написала музыку для «Человеческой судьбы», даже исполнила цикл и записала его на пластинку. Все успешно, но сама понимала, что львиная доля успеха в моем «возрождении».
Но я же не могла вечно напоминать зрителям и слушателям о своей трагедии, о своем восстановлении? Если уж вернулась на сцену, нужно искать новые песни, способные стать очень популярными. Писать такие для меня было некому. Катажина сотрудничала с Родович и менять певицу не собиралась, Краевский писал для своих «Червонных гитар», все остальные тоже были разобраны.
Песен нет, композиторов нет, оставалось писать самой для себя.
Я не композитор, и не потому что нет соответствующего образования (и певческого образования у меня тоже нет, не считать же таковым нерегулярные, хотя и очень-очень полезные занятия с гениальными педагогами, тратившими свое драгоценное время на мое обучение просто из желания помочь, и учебу «вприглядку» за другими талантами прямо на сцене?), просто я не пишу музыку, скорее подбираю, наигрываю, а вот теперь просто напеваю родившуюся в голове мелодию. Я не композитор, я только создательница мелодий.
Как рождается мелодия? Для этого нужен текст. Если стихотворный текст берет за душу или просто почему-то нравится, рождается мелодия, которую я стараюсь записать, вот и все. Оркестровку и остальное делают другие, в этом я профан.
В Польше ни петь, ни записывать почти нечего. Все композиторы «разобраны», оркестры тоже, не повторять же уже пройденное. У меня много новых советских песен, но их нынешняя Польша и вовсе не жаловала.
Но Анна Качалина звала в Москву, записывать пластинки там.
А кто будет играть в Москве, ведь расписание оркестра Гостелерадио с изумительным Юрием Силантьевым с дирижерской палочкой в руках составлено на много месяцев вперед и перерывов в нем нет, нарушать график ради Анны Герман никто не будет. И оркестр самой фирмы «Мелодия» с Гараняном во главе тоже занят. Обычно никто ни под кого не подстраивался, оркестр записывался отдельно, когда появлялась возможность или просто нежданный перерыв в плотном графике работы, а голос певца просто накладывался на записанную фонограмму.
Я так работать не умела и не хотела. Как можно петь, не слыша живой музыки за спиной. Вообще не умею петь ни под оркестровую запись, ни гем более под фонограмму. Считаю фонограмму надувательством. Слушать в наушниках собственный голос и пытаться мимикой под него подстроиться, разве это не обман?
Первая пластинка у меня записывалась в Советском Союзе, тогда во время первых гастролей Анна Качалина предложила сделать миньон всего на четыре песни, потом решили записать долгоиграющую пластинку. Проблема в песнях, ведь я еще не пела русских песен, только польские, почему-то даже стеснялась разговаривать по-русски.
Работа не была сразу закончена, меня отозвали в Польшу, там «Польске награння» тоже решило выпустить пластинку с «Эвридиками».
Иногда я думаю, что было бы, не заметь меня Анечка Качалина? Кем бы я стала дома?
Именно Аня посоветовала мне петь песни советских композиторов:
— У вас должно получиться.
Но это же изменило отношение ко мне дома.
В Польше меня и мои песни любили, особенно после катастрофы, в 1970-м году я даже полупила титул самой популярной варшавянки. Но потом, пока я болела и восстанавливалась, обогнали более молодые и современные. Польше оказались нужны несколько иные песни, а ансамблям другие солистки.
Если честно, тогда я подумывала, не пора уходить с эстрады, ведь можно же петь арии в концертном исполнении (о том, чтобы профессионально выйти на оперную сцену, речь не шла, куда мне в оперу с моим ростом!), записывать музыку, подобную «Аве Мария», а мало ли приложения сил, тем более для меня, которой каждый шаг, каждое движение все еще давалось с трудом.
Но мне хотелось петь со сцены и петь о любви. Вот такая потребность.
Это было распутье, когда я записала арии из «Тетиды на острове Скирос» Доменико Скарлатти, поняла, что могу петь и оперу. Я никому не говорила о размышлениях, просто старалась хоть что-то делать — записала свой цикл «Человеческая судьба», ту же «Тетиду», пела с военным оркестром польские и советские песни военных лег, выпустила книгу, были изданы ноты «Человеческой судьбы», но я чувствовала, что все не то…
Я не композитор, даже хорошо аранжированные мои мелодии не желали становиться хитами, где-то в глубине души я просто боялась, что интерес ко мне и моему творчеству держится в какой-то степени на интересе к моей трагедии.
Ну надо же, смогла подняться и даже выйти на «цену!
Каждое интервью начиналось с вопроса об аварии и том, как мне удалось выжить, восстановиться, где я нашла силы. Если так, то права редактор, сказавшая, что не изменив свой репертуар, не сделав его более современным, я смогу долго держаться только на своих рассказах о трагедии и преодолении. А песни пойдут как приложение к этим рассказам.
Я не желала петь в приложение, я желала просто петь.
И тут очень пригодилась помощь Анечки Качалиной.
Збышек вздохнул:
— Конечно, ехать в Советский Союз, чтобы завоевывать популярность там, не лучший выход, но я понимаю, что это выход именно для тебя.
