Игорь Золотусский - Гоголь в Диканьке
Все прибирается им к делу – и «московская цена на хлеб в 1845 году», и сведения «о конном заводе Глебова», «о нижегородской ярмарке», и узоры на русской национальной одежде.
Москва стала манить Гоголя уже на переломе его жизни, в те годы, когда стал он склоняться к тому, чтоб найти на Руси постоянное место жительства, осесть и, может быть, пустить корни. Думалось ему о доме и о семье, и эти мысли Гоголя приходятся на 1848 год, когда после долгого отсутствия за границей вернулся он на родину – и вернулся для того, чтобы жить в Москве.
Впервые он попал сюда в конце июня 1832 года, когда ехал из Петербурга в Васильевку. Путь его лежал через столицу древнюю. В «Московских ведомостях», печатавших известия о прибывших в столицу и выехавших из оной, фамилия Гоголя не отмечена: он был всего лишь титулярный советник, а объявления давались о чинах первых восьми классов (титулярный был класс девятый).
Чичиков въезжает в город. Иллюстрация А. Агина
Листая эту газету, мы не найдем никаких следов пребывания Гоголя в Москве, зато узнаем, что ей оказали честь своим присутствием действительный тайный советник Кочубей, отставной действительный статский советник князь Голицын и другие лица.
Страницы газеты дают представление об изобилии товаров и продуктов, продающихся в русских и иностранных лавках, о разорении дворянских семейств и продаже с торгов их имений вместе с крестьянами, о репертуаре московских театров, в которых идут: опера «Вампир, или Мертвец-кровопийца», бал «Пажи герцога Вандомского» и «Бобыль» – комедия в пяти действиях. «Продаются пара караковых лошадей хороших статей, – говорится в одном объявлении, – и зеленый попугай, умеющий говорить». И рядом: «Отпускаются в услужение крепостные дворовые люди… все лучшего и здорового поведения, здоровой и хорошей наружности». Император Александр Первый запретил печатать в газетах объявления о продаже крестьян – их стали заменять такими: «Отпускается в услужение…»
Москва оповещала приезжего о книгах, которые продаются в лавке комиссионера Императорской публичной библиотеки Андрея Васильевича Глазунова на Никольской улице, о продаже шубы американского медведя, об открытии винного подвала при магазине на Маросейке, где в широком ассортименте представлены вина для продажи ведрами и бочонками. Москва пила и закусывала. К услугам закусывающих предлагались свежая говядина всех сортов, гусак с печенкою, белуга малосольная, осетрина, лососина, белорыбица, икра зернистая плавная, садковая, салфеточная, мешочная паюсная, а также книга «Винокур» (полный и новый) и «Искусство играть в карты, в двух частях».
Гоголь заехал к М. П. Погодину, историку, профессору Московского университета. Погодин жил в самом центре Москвы, на Мясницкой улице (ныне улица Кирова). Через Погодина Гоголь сошелся с семейством Аксаковых. Глава семейства, Сергей Тимофеевич Аксаков, был когда-то секретарем у Державина, сейчас служил в Межевом институте, был он и цензором. Его сыновья, Константин и Иван, после окончания университета решили посвятить себя литературе.
Аксаковы тогда жили в Большом Афанасьевском переулке и по субботам устраивали у себя литературные собрания. Свели Гоголя и с директором московских императорских театров М. Н. Загоскиным, автором нашумевшего незадолго до этого романа «Юрий Милославский» (о котором спустя три года герой Гоголя Хлестаков скажет, что «Юрия Милославского» он написал), и с отставным министром баснописцем И. И. Дмитриевым. Последний принял Гоголя «со всею любезностью своею».
Вообще Москва баловала Гоголя. Аксаковы видели в нем новую восходящую звезду литературы и прислушивались к его речам, Загоскин просил у него пьесы, Дмитриев рад был оказать молодому таланту свое покровительство. Москва как-то теснее сплотилась вокруг Гоголя, чем Петербург. Петербург был разбросан, поделен на партии, на враждовавшие гостиные. Москва еще не раскололась, дружно жила сообща, и для нее Гоголь был не представитель какого-то направления в литературе, а просто национальный талант, просто радость, просто праздник. Познакомился Гоголь в этот приезд и со Щепкиным, о котором слыхал, еще когда учился в Полтаве, где Щепкина как раз в те годы, когда Гоголь жил в этой столице Малороссийской губернии, выкупил из крепостной зависимости князь Н. Г. Репнин. Сын М. С. Щепкина писал: «Мы знали, что Гоголь… приехал в Москву. Это был его первый приезд сюда. Не помню, как-то на обед к отцу собралось человек двадцать пять… дверь в переднюю, для удобства прислуги, отворена настежь. В середине обеда вошел в переднюю новый гость, совершенно нам незнакомый. Пока он медленно раздевался, все мы, в том числе и отец, оставались в недоумении. Гость остановился на пороге в залу и, окинув всех быстрым взглядом, проговорил слова всем известной малороссийской песни:
Ходит гарбуз по горо́ду,
Пытает свого роду:
Ой, чи живы, чи здоровы
Вси родичи гарбузовы?
Недоумение скоро разъяснилось – нашим гостем был Н. В. Гоголь…»
Рассказ сына Щепкина о посещении Гоголем их дома говорит о том, что Гоголь в Москве был в духе, не стеснялся новых знакомств, – слава о его сочинениях обогнала его и открыла ему двери московских домов. «В Москве я заболел, – писал Гоголь из Подольска Н. Я. Прокоповичу, школьному приятелю, – и остался, и пробыл полторы недели, в чем, впрочем, и не раскаиваюсь. За все я был награжден».
Гоголь читает «Ревизора» в доме на Суворовском бульваре
Зато в Подольске никто не знал Гоголя. Тут начиналась Россия, которая не ведала, что творится в московских и петербургских гостиных, что печатают журналы, кого хвалят в газетах. Даже если б смотритель подольской станции и знал бы, что перед ним автор «Вечеров на хуторе близ Диканьки», он бы и ухом не повел. Сочинитель-то сочинитель, но чин-то на нем самый малый, а в служебных делах решает чин, а не слава.
Заглянув в подорожную Гоголя, он сказал, как отрезал: «Нет лошадей». Уезжали действительные статские и надворные советники, выпускали вперед коллежских советников и коллежских асессоров, а титулярный должен был ждать своей очереди.
Еще раз убеждался Гоголь, что на лестнице российской иерархии он покуда еще «нуль» – словечко «нуль» в применении к низшим чинам вскоре начнет мелькать у него в пьесах и повестях. Как раз на пути из Москвы на родину и составится у него в голове план комедии, где табель о рангах будет играть не последнюю роль. «Дожидаюсь часов шесть, – пишет он из Подольска тому же Н. Прокоповичу, – но и здесь видно провидение. Может быть, семена падут не на каменистую и бесплодную почву».
