Генрих Хаапе - Оскал смерти. 1941 год на Восточном фронте
Прошли две или три минуты, наполненные напряженным ожиданием. Затем дым постепенно рассеялся. Шниттгер и его люди уже карабкались наверх по противоположному берегу протоки. Часть из них переправилась на ту сторону вплавь, а часть все же сумела это сделать по торчавшим из воды обломкам моста под прикрытием очень своевременно возникшего там облака дыма. Теперь они подбирались к упрямо не сдававшемуся правому блиндажу, но следующее облако дыма, надутого со стороны деревни, снова скрыло их из вида. Из этого облака раздался вдруг треск очередей сразу нескольких немецких автоматов и разрывы ручных гранат, из чего мы сделали вывод, что Шниттгер со своими людьми вступил в ближний бой с русскими, залегавшими в окопах, прорытых между блиндажами. Дым рассеялся, и мы увидели, что на другом берегу стало еще больше немецких солдат. 37-миллиметровое оружие прекратило свой огонь по блиндажу, и оказавшиеся поблизости от него огнеметчики стали безжалостно заливать его через амбразуру струями своего пламени.
Больше из этого блиндажа не раздавалось ни звука.
Постепенно и методично все оставшиеся полевые укрепления противника на этом участке были нейтрализованы, продолжал сопротивляться только третий блиндаж — тот, что находился дальше всех, у озера. За считаные секунды наши саперы навели переправу через протоку, положив на сваи длинные и широкие доски, по которым группа за группой штурмовые отряды перебежали на ту сторону. При этом, однако, двое солдат были подстрелены из третьего блиндажа, упали в воду и утонули, но основная масса людей все продолжала и продолжала перетекать на ту сторону.
Вот я услышал оттуда несколько повторившихся призывных криков: «Доктор! Доктор!» — и, вместе с неотступно, буквально по пятам следовавшим за мной Дехорном мы рванули к мосту. Неуверенно балансируя руками и очень рискуя свалиться в воду, мы все же благополучно перебрались на ту сторону по доскам. Вражеские пули свистели вокруг нас, казалось, во всех мыслимых и немыслимых направлениях. Остановившись на несколько мгновений под прикрытием того берега, чтобы перевести дыхание, мы, часто и тяжело дыша, стали карабкаться по направлению к только что замолчавшему наконец блиндажу. В ближайшей соединительной, которой мы не преминули воспользоваться, оказались, к счастью, наши солдаты. Прямо рядом с ней, развороченная взрывом 21-сантиметрового снаряда, зияла огромная и довольно глубокая воронка. «Всех раненых сюда!» — как можно громче прокричал я и первым скатился вниз. В край воронки Дехорн тут же воткнул предусмотрительно заготовленное длинное древко с развевавшимся на нем белым флагом.
В воронку следом за нами вползли трое легко раненных, а четвертого, тяжело раненного, притащили на носилках. У него было сквозное пулевое ранение легких, при котором, однако, не оказалась задетой ни одна крупная артерия. Я вколол ему успокоительное и положил на другой бок.
— Ни единого движения! — строго приказал ему я. — Кровотечение может прекратиться только при условии полной неподвижности тела.
А в воронку уже втаскивали следующие носилки. На них оказался солдат в полубессознательном состоянии с ужасной глубокой раной горла. Должно быть, он уже потерял довольно много крови. Пульс еле прощупывался, и было очень сомнительно, что он сможет и дальше вынести столь сильный болевой шок. «Хотя, — подумал я, — если я сразу же сделаю ему хорошую инъекцию морфина и произведу незамедлительное переливание крови, он, может быть, и справится». Это был его единственный шанс, поскольку без переливания крови он, вне всякого сомнения, умер бы.
К счастью, у меня как раз имелся при себе портативный аппарат Браун — Мельзунгена для переливания крови, а внутри этой глубокой воронки мы, можно сказать, пребывали в относительной безопасности. Наши пушки уже перенесли свои прицелы на следующую линию вражеской обороны, но вражеская артиллерия все еще продолжала довольно активно огрызаться, причем, в том числе, как раз по нашему плацдарму. Нам еще очень повезло, что ни один их снаряд не разорвался в непосредственной близости от нас. Но свист пуль русских автоматов то и дело заставлял нас непроизвольно пригибать головы.
— Донор! — крикнул я санитару-носильщику из 10-й роты. — Мне нужен донор крови, группа «О»!
— Откуда вы знаете, какая группа? — услышал я голос Штольца. Солдат с рваной раной горла был одним из его людей.
— Группа «О» подходит всегда, — ответил я ему. — Но что это за кровь у вас самого на руке?
— О, ерунда — просто царапина.
Рана была действительно неглубокой, и в ожидании искомого донора крови я обработал и перевязал ее. К счастью, я достаточно хорошо подготовился к переливаниям крови в полевых условиях, будучи еще в Восточной Пруссии. Я классифицировал каждого человека в батальоне в соответствии с его группой крови и решил — ради упрощения дальнейших действий при будущих переливаниях — лично познакомиться с каждым, имеющим универсальную группу «О». Я проверил всех их на сифилис и составил общий список доноров, имевших эту группу крови. Мюллер же прекрасно знал всех их в лицо и поименно без всякого списка. Несмотря на тот факт, что мы решительно игнорировали значение резус-фактора, мы крайне редко сталкивались с какими-либо осложнениями при переливании крови на передовой.
(В войсках СС было принято татуировать группу крови на правом плече — для того, чтобы врач мог с одного взгляда определить требуемую группу крови. Между прочим, в дальнейшем этот несмываемый признак несомненной принадлежности к СС послужил вполне достаточной причиной для смертной казни многих его обладателей.)
— Черт бы побрал этот третий блиндаж! — в сердцах воскликнул Штольц, выбираясь из воронки. — Эти ублюдки не собираются сдаваться! Мы обошли их стороной, а их надо поскорее выкурить оттуда. Они продолжают отстреливать наших людей одного за другим!
Вот наконец передо мной сидит донор крови. Это могучий вестфалец из Липперлянда с артериями, как у лошади.
— Берите сколько надо, герр ассистензарцт, — говорит он мне, улыбаясь. — Крови у меня слишком много.
В это мгновение где-то совсем неподалеку от нас раздался оглушительный взрыв огромной силы, заставивший ощутимо всколыхнуться почву под ногами. От неожиданности я вздрогнул, и игла выскочила из вены.
— Что это такое только что было? — удивленно спросил я его.
— Это Шниттгер только что взорвал бронированную дверь блиндажа, вот и все, — все так же невозмутимо ухмыляясь, ответил донор. — Для того чтобы удержать Шниттгера снаружи, нужно что-нибудь попрочнее, чем какой-то там кусок русской брони!
