Леонид Фиалковский - Сталинградский апокалипсис. Танковая бригада в аду
Увидел доктора Майю. Сказала, что, когда закончили помывку — началась бомбежка. Возвращались к себе во время бомбежки. Не представляет, как все обошлось. Добавила:
— Так чудно помылись, и так печально могло все кончиться. С трудом добежали к себе. И что творилось и творится вокруг? Все тот же ад. Спасибо за доставленную радость. Так было здорово! И снова страшная карусель. И без конца. Бегу к раненым.
Вот как все обернулось. Лучше не представлять. Действительно, уж как будет…
Вернулся к себе в роту. Почти не задерживаясь, вся колонна пошла на север в непроглядную темень. Пыль, песок сплошной стеной висели над нами. Шли, не включая подфарники. Не видно было дороги, никаких ориентиров в степи, но шли вперед, вернее, отходили.
Проснулся от выстрелов. Задремал было в кабине. Шла беспорядочная винтовочная и автоматная стрельба в голове нашей колонны. Передавалась тревожная команда вдоль остановившихся машин: «Десантники! Вражеские автоматчики! Занять оборону! К бою!» Вокруг раздавалась стрельба, свистели пули. Я выхватил пистолет, залег возле машин и открыл пальбу в темноту. Противника не видел.
Все стреляли, стрелял и я. Перестрелка продолжалась минут пять. Затем с головы колонны по машинам передалась дублирующая команда:
— Не стрелять! Прекратить огонь! Отбой! Не стрелять!
Вскоре выстрелы прекратились. Как выяснилось, нам встретилась одна из отходящих наших частей. И почему-то они нас или мы их приняли за вражеский десант, и кто-то открыл стрельбу, и началась перепалка с обеих сторон. Наши услышали команды на русском языке с той стороны, а они с нашей, и разобрались таким образом. От этого недоразумения «противник» потерял двух человек ранеными, у нас, к счастью, пострадавших не оказалось. Под утро подошла наша группа, которая с двумя танками ушла с вечера на поиски вражеского десанта. Они его не нашли.
Вторник, 25 августа 1942 г. Хлеб и спирт.Остаток ночи были в движении. После перестрелки с мнимым десантом дремать в пути не решались, ждали реального противника. Ведь он где-то впереди высадился, как передавали. Не исключался и обход противником наших частей. Все были настороже, напряжение достигло высокого накала, тем более что не знали обстановку, не знали, где мы находимся и куда идем.
Севернее Сталинграда танковые дивизии немцев прорвались к Волге еще 23 августа. Там шли ожесточенные бои. Не менее сложная обстановка и на участке Юго-Восточного фронта. Наша бригада фактически недееспособна. Ей предстоит переформирование. Должна получить новую технику, людей. В танковых батальонах остались считаные десятки людей. Особенно пострадал мотострелковый пулеметный батальон. Больше двух третей состава полегло у разъезда и совхоза.
Командир рассказал, что в нашем районе в тылу у наших войск действует вражеская группа диверсантов — автоматчики на мотоциклах в красноармейском обмундировании. Минувшей ночью они въехали в расположение артиллерийского дивизиона, занимавшего оборону. Мелкими группами рассредоточились у батарей, складов с боеприпасами и горючим и по сигналу ракеты забросали их гранатами. Из автоматов перебили наших и без потерь скрылись в степи. Об этом предупреждены все части 64-й армии. Организованы специальные группы по розыску и уничтожению диверсантов. Командир призвал повысить бдительность, носить постоянно оружие при себе. Усилили охрану нашего расположения. Роте приказано рассредоточить машины по оврагу и ждать дальнейших указаний.
После совещания старшина роты Николаев доложил командиру, что почти на исходе продукты, что на бригадном складе ничего нет — машины с продуктами сгорели. Пока бригада получит, он просил разрешения у командира поехать в Сталинград раздобыть чего-нибудь по чек-требованию. Командир разрешил ему взять машину, и он уехал.
После полудня вновь начался пролет больших групп вражеских бомбардировщиков через наше расположение в сторону Сталинграда. Враг продолжал планомерно и расчетливо разрушать город.
После ужина, когда уже начало смеркаться, вернулся Николаев. Он пошел докладывать командиру, а народ потянулся к машине узнать новости, что привезли. Роль информатора взял на себя шофер. Показал недоеденный кирпичик хлеба, которого не ели и не видели давным-давно. Сказал, хитро улыбаясь, что хлеба привезли четверть машины, под брезентом также и крупы и еще кое-что.
— Как Сталинград, что там слышно? — спросил шофера кто-то.
Он сразу помрачнел и серьезно ответил:
— Плохо, очень плохо. Весь горит. Все горит. Бомбы падают. Убитых и раненых много. Пропал Сталинград. Еле выбрались. Не знаю, как в живых остались.
— Старшина! Угостил бы хлебушком, — раздались голоса.
— Завтра к завтраку всем будет. Разойдись!
Стали разгружать бортовую машину в закрытую складскую будку. Сгрузили мешки, ящики, хлеб и три металлические бочки. Николаев по секрету сказал мне, что он привез спирт.
— Возьмите, доктор, посуду и подходите. Я вам налью, пока не отдали в бригаду. Спирт классный.
— Мне любой годится для медицинских целей, — сказал я, — а не древесный ли? Не отравятся люди, если начнут его пить?
— Что вы! Чистейший. Взял на спиртзаводе. Сказали этиловый. Должно быть, нормальный.
— Каким же образом взяли столько?
— Это долгая история, доктор. Вкратце могу сказать, что мне повезло. По чек-требованию выписал консервы, крупу и хлеб на продовольственном распределительном пункте. Подъехал в это время в «эмке» какой-то чин, видно из интендантов, и сказал их начальнику, что горит спиртзавод и нужно там кое-что взять. Машины грузовой у них не оказалось, и они мне предложили поехать. Я согласился и последовал за их легковушкой. Пришлось переждать и бомбежку очередную. К счастью, минуло нас. Когда подъехали к заводу, действительно горел он во многих местах, как и многое другое горело вокруг. Чины подошли к проходной, показали документы, бумаги, и нам открыли ворота. Мы въехали во двор. Открыли склад, где стояли бочки со спиртом. И нам еще помогли загрузиться. Говорили при этом, что все равно пропадать, и загрузили, сколько просили. Мне оставили три бочки, — их я и привез. Так что возьмите, отлейте во что-нибудь себе.
— Спасибо, а как город, что со Сталинградом?
— Все пропадает там, и город пропадет, живого места не осталось. Разрушает гад дотла его. Что не разобьют, то сгорит. Воды нет. Канализация разрушена. Колодцев копать не станут. Да и погасить такое невозможно. Волга горит, представляете, вода горит. Хранилища с нефтью, бензином разбил, и все это на воде горит. Причалы разбиты и горят. Берег горит, где растеклось горючее. Люди гражданские бегут к Волге, чтобы переправиться на ту сторону, но все горит, нет плавсредств. Раненых много накопилось, частей. Бомбит гад все это: и переправы, и паромы, и все, что плывет по Волге. Видели картину «Извержение вулкана Везувия»? Уже не думал, что живой выберусь, да и тут не слаще. Очень плохи дела наши, могу сказать, хуже уже нельзя.
