Владимир Войнович - Замысел
И многие другие люди (я не имею в виду антисемитов) при произнесении слова «еврей» испытывают разнообразные сложные чувства. Произнося по необходимости, дают понять, что ничего плохого о евреях не думают (варианты: «евреи тоже хорошие люди», «евреи тоже бывают всякие», а то и самокритично: «евреи плохие, но и мы тоже не лучше») или о данном конкретном еврее плохо не думают («он хотя и еврей, но хороший человек»), а многие смягчают неудобное слово уменьшительным суффиксом «еврейчик» или вводя бюрократический оборот: «лицо еврейской национальности» (я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь сказал «лицо русской национальности»). А то и вовсе пытаются обойтись эвфемизмом, как, например, в Одессе, где евреев, боясь оскорбить, называют малайцами.
Деревенская старушка рассуждала на эту же тему: «Евреи хорошие люди, только название у них очень противное».
…Теплой губкой Моника обмыла обскобленную поверхность и махровым полотенцем мягко вокруг обтерла. Пациент скосил глаза, и то, что он увидел, было похоже на жалкого, общипанного, синего цыпленка, которого долго морозили в морозильнике.
Сами знаете
К тому, что сказано выше.
В шестьдесят каком-то году мы с женой зашли в ресторан «Якорь» на улице Горького. Это был ресторан еврейской кухни. Все знали, что ресторан еврейской кухни, но эта его особенность не афишировалась и сохранялась как бы подпольно и непонятно чего ради. Тем более что директор, повара и официанты были, я слышал, русские. Так или иначе, ресторан этот существовал и был хорошо посещаем благодаря своему направлению и выгодному расположению.
Так вот, мы с женой зашли в ресторан, официантка дала нам меню, а сама застыла над нами с блокнотиком, ожидая заказа. Собственно, меню было обыкновенное, как во всех других ресторанах. Котлеты, шницели, шашлыки, но среди них кушанье под загадочным названием: блюдо национальное. Я ткнул пальцем в название и спросил официантку:
– А что значит блюдо национальное? Какой национальности?
– Сами знаете, – сказала официантка и покраснела.
Инстинкт умнее ума
Но все-таки, почему же я, думая, что Бога в обычном понимании нет, и сомневаясь в неизбежности посмертного наказания, никого не убиваю? Просто потому, что во мне есть инстинкт и он говорит мне не убий. Именно инстинкт, а не воспитание и даже не религия. Этот инстинкт говорил мне не убий задолго до того, как я прочел Библию. Инстинкт не убий родился до заповеди. Больше того, он сам родил эту заповедь.
Принято говорить «низменные инстинкты» и даже полагать, что инстинкты вообще низменны. Но это не так. Инстинкты руководят нашим поведением гораздо больше, чем мы думаем. Инстинкты делятся на эгоистические и альтруистические – в нас есть те и те. Эгоистические инстинкты сильнее альтруистических, но главный альтруистический инстинкт, совесть, тоже в нас заметно присутствует.
Инстинкт самосохранения очень важен и нужен человеку. Человек создан Богом (Природой) как замкнутая и отвечающая сама за себя биологическая система. Поэтому, если утопающий думает сначала о спасении себя, это нормально. Но если спасшийся спокойно смотрит, как тонет другой, значит, у него нет или не хватает альтруистического инстинкта, значит, он вообще психически неполноценен.
Интуиция – это тоже инстинкт, который неведомыми путями оценивает ситуацию и оценивает правильно. Бывает, человек встречает другого человека и тот ему чем-то не нравится. Инстинкт говорит: не дружи с этим человеком, он плохой, он тебя предаст. Но умственный анализ это предупреждение отвергает. Ум говорит: нет, этот человек приветлив, услужлив, готов всегда одолжить денег, прийти на помощь в беде. Но вот возникает ситуация рискованнее или сложнее обычной, и вдруг вы видите, что этот человек, который когда-то чем-то мимолетно вам не понравился, на самом деле не так хорош, как вас убедил ваш ум.
Инстинкт умнее ума.
Гений инстинктивен.
Примитивный человек с развитыми инстинктами может не осилить правил грамматики или умножения, но в доступных ему пределах проявляет большое и тонкое понимание сути вещей. Примитивный человек с развитыми инстинктами совершает правильный поступок не думая, но не может объяснить, почему он его совершил.
Гений инстинктивен и обладает мощным интеллектом. Но интеллект не заслоняет инстинктов, доверяет им. Гений совершает поступок интуитивно, а потом может подумать и объяснить, почему он его совершил.
Интеллектуал обладает сильным интеллектом и слабым инстинктом. Он сначала долго думает, потом совершает поступок. И, как правило, невпопад.
Кант говорил (приблизительно), что корова умнее гностика. Она не думает, но знает точно, какую траву можно есть, а какую нельзя. Гностик всегда думает и всегда ест не то.
Элиза Барская. Жертва Хиросимы
Вот мое знакомство с Антоном.
Был звонок в дверь, я открыла, увидела на пороге приземистого мужчину лет сорока в сыром плаще и ненашей шляпе с неширокими приопущенными полями.
– Извините, – сказал он, часто мигая, – вы не знаете, где ваши соседи из этой квартиры? Я не знала.
– Дело в том, что живущий здесь молодой человек является моим законным внебрачным сыном, а его мамаша, которой я добровольно плачу алименты, назначив мне время, сама куда-то удалилась. Я вынужден ее ждать. Но на улице мокро, в подъезде темно, вы не позволите посидеть у вас и выкурить сигаретку?
Слегка удивившись такой непринужденности, я сказала, что у меня в квартире не прибрано, и провела его на кухню. Ни чаю, ни кофе не предложила, надеясь, что он скоро уйдет.
Он снял шляпу и оказался не только совершенно лысым, но не имеющим бровей и ресниц.
Он долго сверкал зажигалкой, которая никак не желала воспламеняться, наконец задымил.
– Хорошо живете, – сказал он, оглядевшись. – Бы поэтесса или прозаик?
– Ни то, ни другое, – сказала я.
– Ну, это мы все ни то, ни другое, – заметил он. – Я спрашиваю, кем вы числитесь?
Я сказала, что числюсь преподавательницей английского языка.
– Хорошая профессия, – сказал он, – только малооплачиваемая. А ваш муж – писатель?
Я сказала, что тоже нет.
Он спросил, кто, я сказала: гидролог. Он спросил, где, я сказала: в командировке.
– Смелый человек, – сказал он. – Оставлять дома и надолго столь соблазнительное имущество очень неосмотрительно.
Я подумала, уж не решил ли он ко мне пристать, и, посмотрев на часы, предположила, что, может быть, соседка уже пришла.
– Возможно, – согласился он, – но мне у вас так уютно, что я, пожалуй, позволю себе еще одну сигаретку. Только одну и не больше.
