Артем Драбкин - На войне как на войне. «Я помню»
– Как вы относились к политработникам?
– Хорошо, ведь мне попадались нормальные люди. Единственный недостаток был в начале войны, когда командир и политработник пользовались равными правами по командованию подразделением, и это зачастую приводило к разного рода противоречиям и даже конфликтам. Но потом этот недостаток устранили.
– А к особистам?
– То, что к ним относились настороженно, это понятно, ведь их работой было «вынюхивать», подозревать и наказывать. Особо я с ними не контактировал, мы старались держаться от них подальше. Боевые офицеры низшего звена дорожили своими людьми и обстановкой в своем подразделении, и помощь особистов нам не требовалась. Если ты к людям относишься по-людски, заботишься о них, бережешь, не унижаешь их человеческое достоинство, то и они за тебя будут горой, вынесут, если надо будет, из-под любого огня. Меня еще командир полка учил: «Ты вначале позаботься, чтобы солдаты были накормлены, чтобы у них портянки всегда были сухие, и только потом можешь с них спрашивать». Я всегда следовал его совету и горжусь тем, что мои солдаты называли меня «батя», а мне ведь был 21 год, когда война закончилась…
Мне в 45-м удалось съездить домой, и, вернувшись в часть, я поделился со знакомыми своими впечатлениями: разруха страшная, продуктов почти нет, и люди опасаются восстановления колхозов. Кто-то донес, меня вызвал Лубенченко и очень жестко отчитал: «Ты что болтаешь, проблем захотелось?» Правда, эта история продолжения не имела, и познакомиться близко с особистами мне так и не довелось.
– Бывали случаи, чтобы людей неоправданно, что называется, гробили?
– Такое бывало из-за ошибок командования, или из-за того, что было не подготовлено наступление, или не было должной огневой поддержки. Или, например, наш комдив, легендарный Василий Маргелов был очень горячий, отдаст нам приказ и требует его выполнения, несмотря ни на что. Одни командиры выполняют его с большими потерями, а наш Лубенченко мог доложить по телефону: «Да, да, выполняем», но решал поставленную задачу по-своему, без неоправданных потерь, и такое бывало. А та трагическая ошибка в Молдавии…
– Конфликты между солдатами бывали?
– Случалось. Вот я, например, на Днепре очень сильно поссорился с моим командиром батальона Каменевым. Из-за чего? У моей роты он решил отобрать две повозки. А я всегда очень строго спрашивал с ездовых, требовал, чтобы они хорошо следили за лошадьми, говорил им так: «Сам не поешь, отдай лошади, но чтобы они могли вытащить из любой грязи». И вдруг наших ухоженных, сильных лошадей забирают. А я молодой был, горячий, и решил, не отдам. Спорим, кричим друг на друга, дошло до того, что он достает пистолет, и я достал… Он убрал оружие, и я, конечно, тоже. Вызвал меня командир полка: «Я снимаю вас с должности». «За что? – отвечаю, – это же несправедливо». С роты меня не сняли, но влепили трое суток ареста. С одной стороны, я прав, но ведь и комбата понять можно, он же эти повозки не для себя брал, а для нужд батальона. Делить людям на передовой нечего, а при выполнении боевой задачи бывали разные моменты.
Или еще вспоминается момент, когда на марше возникла ссора между нашим командиром дивизии Маргеловым и ГСС, командиром батальона из другой дивизии. В том месте была развилка, и этот комбат, правда, он был подвыпивший, решил, что его часть тут пройдет первой, и не давал нашим пройти. Возник затор, начались крики, ругань, дошло до стрельбы в воздух. Маргелов даже выделил роту автоматчиков, чтобы арестовать того комбата, но, слава богу, мимо проезжал командир нашего корпуса Рубанюк, который разрешил этот конфликт, а так еще неизвестно до чего бы там дело дошло…
– Структура вашей минометной роты?
– Рота состояла из трех взводов, по три миномета в каждом, это примерно шестьдесят человек. Если грамотно стрелять из минометов – это страшная сила, настоящее спасение для пехоты. Ведь поначалу бывали случаи, когда у меня забирали людей, чтобы пополнить стрелковые роты, но после того как командир полка Лубенченко увидел, как в одном бою мы только огнем своих минометов остановили немецкую атаку, он отдал строжайший приказ – минометчиков в пехоту не забирать. Это же специалисты, и как простую пехоту их гробить нельзя.
– Какой транспорт был у вашей роты?
– Шесть повозок, и было еще у меня два коня. Конь кавалерийской породы был с норовом, капризный, и я его редко использовал. Зато моя кобылка Маруся хоть и была неказистая, но зато очень надежная, и сколько раз она меня выручала. После войны всех лошадей у нас забрали и передали в народное хозяйство.
– Бывало, что в миномет кидали две мины?
– Такие случаи бывали, но в моей минометной роте такое было только один раз, на Днепре. Ибрагимов бросил вторую мину, его и миномет, конечно, в куски… Сомову оторвало руку, еще несколько солдат тоже были ранены. Такое бывало даже с опытными солдатами, в азарте боя, когда ведешь беглый огонь, можно было ошибиться.
– С контрбатарейной стрельбой приходилось сталкиваться?
– Да, причем немцы довольно ловко научились нас вычислять по разнице распространения звука выстрела и света от вспышки.
– Приходилось использовать немецкое оружие, снаряжение?
– Да, я, например, после боев на Миусе всегда возил с собой немецкий MG-34. Отличный пулемет, надежный, скорострельный. Мне лично нередко приходилось из него стрелять, и в нескольких случаях он очень выручил. Автоматы иногда использовали, но это не особо сильное оружие. Бывали случаи, что заканчивались мины, и приходилось стрелять немецкими 81-ми. Конечно, не было уже той точности, но стрелять было можно. Еще я использовал трофейную стереотрубу – отличный прибор, который мне очень помогал и которым я сильно дорожил. Было у меня и два трофейных бинокля, почти у каждого были немецкие пистолеты. На фотографиях, видите, в самом конце войны пришлось использовать немецкие каски, т. к. свои растеряли.
Но ведь и немцы наше снаряжение использовали: под Москвой мы захватили в деревне помимо танков и десять грузовиков «ЗИС-5». Они хоть и неказистые, и кабины у них деревянные, зато даже в те лютые морозы заводились с полуоборота. Там же под Москвой я лично видел, как немцы использовали против нас захваченные Т-34.
– Бывали нелепые смерти?
– Очень много, из-за горячности, и особенно из-за спиртного. Например, был у нас командир 2-го батальона Владимиров, геройский парень, ничего не скажешь. И как он погиб? Как-то раз выпил хорошо и начал играть с «парабеллумом». Причем его ординарец Лисицин увидел это, вытащил обойму, проверил, попробовал выстрелить, но ничего не произошло, и он вернул ему пистолет. Откуда там взялся патрон, и зачем он приставил его к виску?..
