Николай Брусилов - Воспоминания
II.
Дежурства при дворе. – Екатерина II в домашней обстановке. – Ее рассказы. – Выходки Суворова. – Большие и малые выходы Екатерины II. – Жизнь императрицы в Царском Селе. – Игра в знамена. – Шутки пажей при дворе.
В обыкновенные дни наряжались на дежурство восемь пажей: четыре на половину государыни и четыре на половину наследника; но, так как наследник жил в Гатчине и только по праздникам приезжал в Петербург, то все восемь пажей были на половине императрицы. Должность наша состояла в следующем: у дверей кавалерской комнаты стояло по два пажа, два у входа в тронную и два у входа в бриллиантовую комнату. Когда велите князья Александр и Константин Павловичи и великие княжны Александра, Елена, Мария и Екатерина Павловны приходили поутру к императрице, что бывало ежедневно, мы открывали двери. У обеденного стола государыне служили два камерпажа, а пажи служили за теми особами, которые находились за столом императрицы. Обед был в два часа в бриллиантовой комнате. Не знаю, как прежде, но с 1793 года за столом государыни были ежедневно князь Зубов, А. С. Протасов[7], П. Б. Пассек[8] и гофмаршал князь Ф. С. Барятинский[9]. Часто приглашались графиня Скавронская[10], граф Зубов, граф и графиня Браницкие[11], граф Ангальт[12], княгиня Дашкова, граф Эстергази[13], М. Л. Кутузов, князь Юсупов[14], С. Л. Львов[15], граф Строганов[16], Кушелев[17], и другие. Граф Браницкий носил тогда еще польское платье. В дни совета приглашались к столу: граф Остерман[18], граф Безбородко[19], Стрекалов[20], граф Самойлов[21], граф Завадовский[22]. Стол был круглый; тогда кушанья все становились на стол, блюда все были покрыты крышками. Приглашенные все собирались в бриллиантовую комнату и ожидали выхода государыни. Пред выходом камердинер З. К. Зотов, отворив дверь, кричал: «крышки!» Сейчас крышки с блюд снимались, и входила государыня; за нею иногда калмычек и одна или две английские собачки. По правую руку государыни всегда сидела А. С. Протасова, возле нее князь Зубов; князь Барятинский против государыни, Пассек возле него. На стол ставились четыре золотые чаши, а иногда пред государынею ставили горшок русских щей, обернутый салфеткой и покрытый золотой крышкой, и она сама разливала. Государыня кушала на золотом приборе, прочие на серебре.
Государыня кушала очень тихо, обмакивала кусочки хлеба в соусе и кормила собачек. Разговор за столом был непринужденный, веселый, по большей части по-русски. Говорили, шутили, смеялись без всякого принуждения. Я помню, однажды зашла речь о русских песнях. *** сказал о какой-то совсем мало известной. Его заставили спеть несколько куплетов, и старик хриплым голосом затянул. Мы повыскакали за ширмы; нельзя было утерпеть, чтобы не хохотать, а смеяться было нельзя, даже по той маленькой причине, что мы и розги были в его команде. За столом не было никаких разговоров политических или даже о делах. Однажды зашла речь о Калиостро. Государыня изволила рассказывать, что этот фокусник взял у одного из придворных перстень и бросил его за окно. – «Помилуй, что ты делаешь?» – «Не беспокойтесь, – отвечал Калиостро, указывая на ездового, который на хромой лошади ковылял по площади, – прикажите остановить этого ездового, перстень у него на руке». Остановили ездового, и точно перстень был у него на пальце. Иногда государыня рассказывала о своем вояже. В Белоруссии, – говорила она, – назначен был обед в доме одного помещика. С большой дороги к дому вела длинная аллея. Вся эта аллея была усыпана свежими розами. Кто-то из свиты государыни хотел обратить на это ее внимание. «Ну, что ж, – отвечала императрица с ее небесною улыбкой: – эта почесть скорее для моих лошадей». Из обыкновенных обедов я помню один весьма замечательный.
По взятии Варшавы, славный Суворов прибыл ко двору. Ему отведен был Таврический дворец. Здесь, по обычаю своему, завесив все зеркала и лежа на соломе, принимал он корпус гвардейских офицеров.
Он приглашен был к столу императрицы. В тот же день приглашена была дочь его, графиня Зубова, с мужем. Все собрались в бриллиантовой комнате, где накрыт был стол и ожидали государыню. Суворов вбежал в комнату, подскочил, так сказать, к дочери[23], перекрестил ее, потом перекрестил ей живот (она была в тягости).
Тотчас вошла государыня и посадила героя возле себя по левую руку. Суворов был в парадном фельдмаршальском мундире, шитом по всем швам золотом, на нем были бриллиантовые знаки св. Андрея, бриллиантовый эполет и большой бриллиантовый бант на шляпе. Весь стол рассказывал он о штурме. Лестно отзывался он о своем дежурном генерале Исленьеве[24], который также был приглашен к столу. Исленьев был прекрасный мужчина в белом кавалерийском мундире, с Георгием на шее и Владимиром чрез плечо: другой ленты у него не было. Настоящий Эфестион нового Александра!
Я упомянул уже, что государыня кушала тихо. Чтобы не задерживать стола, кушанья подавались своим чередом, и государыне метр д'отели подавали на двух, а иногда на четырех тарелках те блюда, которые уже были обнесены. Она выбирала какое-нибудь одно.
Суворов, рассказывая о штурме, также отстал от прочих тремя или четырьмя блюдами. Государыня взглянула на Барятинского, и тотчас два метр д'отеля поднесли Суворову с каждой стороны по две тарелки. Он, будто не зная, что с ними делать, сложил все на свою тарелку, перемешал и начал кушать.
Никто даже не улыбнулся. По окончании стола государыня изволила отойти во внутренние апартаменты. Суворов, не сказав ни с кем ни слова, начал щипать калмыченка, прыгать около него, тормошить. Тот бросился бежать, Суворов за ним, из комнаты в комнату, наконец в белую залу. Не догнав калмыченка, швырнул в него своею шляпою с бриллиантовым бантом, сбежал с лестницы, сел в карету и уехал. Какое чудное смешение высокого ума, честолюбия и гордости!
В воскресные дни бывали малые выходы в церковь. Государыня без всякой церемонии изволила шествовать чрез столовую комнату и в церкви стояла иногда в фонарике, а иногда в столовой у открытых дверей в фонарик церковный, облокотясь на спинку стула. В большие праздники бывали большие выходы. Государыня изволила идти в предшествии придворного штата через тронную в церковь. В таких случаях она имела на себе ордена св. Андрея, Георгия и Владимира, а иногда и малую бриллиантовую корону. По сторонам ее шли дежурный генерал-адъютант[25] и вахмистр кавалергардов[26], за нею вся царская фамилия. По возвращении тем же порядком из церкви, государыня останавливалась в кавалерской комнате – здесь подходили к руке; в два часа был выход в столовую комнату, где к столу приглашалось человек до 40 и более. В высокоторжественные дни и кавалерские праздники столы бывали в Георгиевской зале, тогда государыня кушала на троне, в малой короне, ей прислуживали первые чины двора. Иногда государыня имела на себе платье гвардейского полка, то есть дамское платье светло-зеленого сукна, обложенное золотым галуном. В кавалерские дни св. Андрея кавалеры имели красные чулки, башмаки с бантами, мантию зеленого бархата с глазетовым воротником, поверх его Андреевская цепь и круглая шляпа с загнутым полем напереди и со страусовыми перьями. Шляп не снимали даже за столом; только во время провозглашения здоровья кавалеры, вставая, снимали шляпы. Александровские кавалеры имели мантии малиновые. В Георгиевской зале, когда государыня кушала на троне, стол накрывался покоем, а в средине, против трона, особый стол для духовенства. Хоры музыки и знаменитая тогда Маджиорлетта оглашали залу пиршеств. Богатство одежд придавало особенное великолепие двору. Камергеры и камер-юнкеры и все придворные чины были во французских кафтанах, облитых золотом. Одежда кавалергардов особенно была блистательна. Их было шестьдесят человек; все рослые люди.
