Игорь Христофоров - Император Всероссийский Александр II Николаевич
В. А. Жуковский. С гравюры Т. Райта. Первая треть XIX в.
22 апреля 1834 года, в день Святой Пасхи, достигший совершеннолетия Александр принес торжественную присягу «в верности государю и Отечеству». С этого дня началось формальное приобщение наследника к государственной деятельности: он был назначен присутствовать в Сенате и Синоде, а также стал генералом свиты отца. Однако 16-летие не означало, что образование будущего императора закончено: согласно плану Жуковского он еще должен был пройти высшую математику, физику, астрономию, историю, географию, статистику и финансы, право, литературу, политическую экономию, а также целый ряд военных наук. Преподавателями теперь были уже не только профессора, но и крупнейшие государственные деятели империи: М. М. Сперанский, министр финансов Е. Ф. Канкрин, видный дипломат Ф. И. Бруннов, крупный военачальник генерал А. А. Жомини.
Естественно, возникает вопрос, насколько глубоким было образование, полученное Александром. Однозначный ответ на него дать сложно. С одной стороны, преподаватели были действительно высшего класса, сам процесс был далек от механической зубрежки, а система обучения была выстроена Жуковским так, чтобы максимально мотивировать юношу. С другой стороны, нужно, конечно, иметь в виду колоссальную дистанцию в статусе: преподаватели в общем-то были лишены возможности требовать от ученика больше того, что он хотел сделать. А после отъезда Мердера контроль за успеваемостью наследника был довольно условным. Еще важнее было то, что он учился «всему понемногу и ничему в особенности». В отличие от университета, где специализация предполагает не только получение глубоких знаний по выбранному предмету, но и привычку к самостоятельной мыслительной работе (которая, собственно, и составляет суть высшего образования), Александр получал более или менее готовые знания. Естественно, что большая их часть едва ли удержалась в его голове надолго.
Важной частью воспитательного процесса и одновременно знаком его завершения, по мысли Жуковского и Николая I, должны были стать два длительных путешествия наследника. В ходе поездки по России он должен был увидеть своими глазами и узнать ближе страну, которой ему предстояло управлять. Путешествие же в Европу было посвящено знакомству с миром, точнее, с той его частью, которая была тогда для образованных русских естественной средой обитания. Особенно важным считалось первое, которое Жуковский сравнил с чтением книги: «Эта книга – Россия, но книга одушевленная, которая сама будет узнавать своего читателя. И это узнание есть главная цель настоящего путешествия». Другая, не менее яркая метафора, которую использовал поэт, – наследник «венчается с Россией».
Путешествие продолжалось более семи месяцев, с мая по декабрь 1837 года. Разумеется, в духе николаевского царствования каждое движение Александра и его свиты было расписано заранее. В специальных инструкциях император подробнейшим образом предписал всем участникам путешествия, в каком порядке должны ехать их экипажи, с кем встречаться в пути, что смотреть, от кого принимать приглашения, и так далее. Сам Жуковский должен был признать: «Мы слишком быстро едем, имеем слишком много предметов для обозрения и путь наш слишком определенен; не будет ни свободы, ни досуга, а от этого часто и желания заняться как следует тем, что представится нашему любопытству». Но любопытство – термин не из словаря Николая I, так что наследнику полагалось не столько узнавать, сколько ритуально обозревать страну, дозированно проявляя при этом предписанные чувства и пожиная любовь подданных («нашего почтенного, доброго русского народа», как выражался в наставлении сыну император).
Карусель в Царском Селе. 1848 г.
«Народ бежит за ним толпами», – подтверждал Жуковский. Впрочем, неумеренные проявления народной любви, граничившие с восторженным погромом, по-настоящему пугали и императора, и самого наследника. Вот он пишет отцу из Калязина: «Нигде народ не встречал меня с таким остервенением от радости. Они отпрягли у нас лошадей, мы принуждены были сесть в дрожки исправника, мою лошадь понесли было, потом при переправе на пароме столько набралось народу, что он было стал погружаться в воду, так что я точно Бога благодарил, как выбрался из этого ужасного Калязина». Николай Павлович встревожился: «Всего более опасаюсь подобных сцен, тут до беды недалеко». В результате контроль за встречами и проводами высокого гостя был еще более усилен.
Цесаревич Александр Николаевич. С гравюры Ф. Крюгера. 1833 г.
Надо отдать должное наследнику: ни в чем не нарушая воли отца, он все же внес в путешествие человеческие ноты. В письмах, отправляемых с дороги «милому бесценному Папа», легко найти и удивление, и неподдельный восторг, и искренний смех, и – порой – ужас от увиденного. Один из первых же встреченных чиновников напомнил юноше городничего из гоголевского «Ревизора». Но отец иронии не одобрил: «Не одного, а многих увидишь подобных лицам «Ревизора», но остерегись и не показывай при людях, что смешными тебе кажутся… в этом нужно быть крайне осторожным». В общении с родителями Александр был по обыкновению мил и ласков. «Будет 20 лет вашей свадьбе, – пишет он из Симбирска, – а вашему старику Мурфичу, Дурандовскому (семейные прозвища наследника. – И. Х.) уже 19 лет, может ли это быть? Я сам этому не верю».
А уже через несколько месяцев после возвращения из длительного путешествия по России наследник отправляется в Европу, где ему предстояло посетить все крупные страны, за исключением Франции и Испании. «Многое тебя прельстит, – наставлял Александра отец, – но при ближайшем рассмотрении ты убедишься, что не все заслуживает подражания, и что многое достойное уважения там, где есть, к нам приложено быть не может. Мы должны всегда сохранить нашу национальность, наш отпечаток, и горе нам, ежели от него отстанем; в нем наша сила, наше спасение, наша неподражаемость!» Что же именно составляет основу неподражаемости России? Имел ли император в виду, что его страна уникальна, как никакая другая или как любая другая? Поскольку Европа здесь рассматривается как единое целое, скорее все же первое. Впрочем, представления об уникальности России в это время еще не сложились в стройную идеологическую конструкцию, и спустя пару десятилетий Александру придется самому решать, что именно подлежит заимствованию извне, а что – охране внутри.
Взросление
Путешествие за границу имело и скрытый смысл: 20-летнему наследнику пора было вступать в брак, и невеста по обыкновению должна была найтись среди многочисленных монарших семейств Европы. Надо сказать, что Александр Николаевич был очень хорош собой и, как тогда говорили, «имел обворожительные манеры». Привитая же ему с детства чувствительность заставляла его с вниманием относиться к малейшим движениям собственного сердца. Неудивительно, что его влюбленности и увлечения постоянно окрашивались в мелодраматические тона. Вот и незадолго до отъезда за границу он неожиданно для себя и окружающих горячо влюбился в состоявшую при сестре Марии фрейлину Ольгу Калиновскую – ничем не примечательную, по отзывам знавших ее людей, хотя и миловидную польскую аристократку. Увлечение было серьезным, и семья, разумеется, восприняла его как угрозу, резко ускорив отъезд Александра. Расставшись с возлюбленной, молодой человек страдал, худел, но увещеваниям родителей, взывавших к его чувству долга, не сопротивлялся. «Я сам по опыту знаю, что за блаженство в истинной любви, и хотя этот опыт мне некоторым образом дорого стоил, но, однако, я надеюсь опять на милость Божию, что он и мне поможет найти со временем подругу жизни…» – писал он отцу через несколько месяцев после отъезда.
