Александр Нильский - Закулисная хроника
Каким путем приобрел Федоров неограниченное доверие и значение в глазах ближайшего начальства, мне неизвестно, но, спустя недолгое время, он, не довольствуясь должностью управляющего школой, получил еще и место начальника репертуара, каковым я его и застал при своем поступлении в театр. Он заменил собою любимейшего чиновника директора — Евгения Макаровича Семенова, который много лет усердно и деятельно заведовал репертуаром. При вступлении во вторую должность, Павел Степанович быстро подчинил своему влиянию все труппы — не только русской драмы, оперы и балета, но даже итальянскую, французскую и немецкую, а также и все оркестры музыкантов. Каждую пятницу утром в кабинете Федорова собирались режиссеры всех театров и сообща составляли репертуар на неделю. Павел Степанович собственноручно вписывал назначенные к представлению пьесы в большой лист и представлял его директору на утверждение. Каждый дебютант или гастролер обязательно должен был прежде всего явиться к Павлу Степановичу, который безапелляционно и решал его участь.
Как в сфере служебных обязанностей, так и в домашнем обиходе, Федоров был чиновником с головы до ног. Будучи чрезвычайно умным и в то же время искательным человеком, он умел угождать всем, кто ему был нужен и полезен. Его обхождение как с высшими, так и с низшими отличалось тонкой дипломатией, обезоруживавшей всех, имевших с ним какое либо деловое сношение.
При имени министра графа В. Ф. Адлерберга, а равно и сына его, бывшего впоследствии так же министром, Павел Степанович просто благоговел. Так же пред всяким мнением графа он безотчетно преклонялся.
Однажды, в большом обществе, в присутствии Федорова, зашла речь о последней новинке Александринского театра, которая не имела никакого успеха, но с репертуара, однако, не снималась. Один из собеседников по этому поводу заметил начальнику репертуара:
— Павел Степанович, зачем ставятся такие пьесы, которые не дают сборов? Например, та, о которой мы говорим, весьма плохая, безынтересная и глупая…
Глаза Федорова злобно блеснули. Он саркастически улыбнулся и внушительно, с подчеркиванием, заметил:
— Неужели-с?! А вот министру она нравится… Что вы на это скажете?
В обращении с подчиненными Павел Степанович был весьма приветлив, вежлив и прост. Он никогда и никому не любил отказывать от своего имени, хотя бы этот отказ исходил непосредственно от него, а всегда ссылался на министра, на директора, а чаще на слово «дирекция».
— Дирекция находит это неудобным.
Или:
— Дирекция не в состоянии удовлетворить вашей, по моему, весьма основательной просьбе.
И так далее — в этом же роде.
Не желая быть ответственным лицом пред авторами за отказы в приеме их пьес на сцену, что возбуждало обыкновенно неприятности, Федоров учредил постоянный театрально-литературный комитет, который, однако, чутко прислушивался к голосу Павла Степановича и не протестовал против его суждений о новых драматических произведениях. Комитет этот в первый раз был созван для выбора пьесы, которую предложено было написать на конкурс. Пьеса эта предназначалась для представления в торжественный юбилейный день столетия русского театра. В состав комитета, под председательством С. П. Жихарева, были приглашены лучшие литераторы, актеры и даже актрисы, в общем составившие чрезвычайно большую группу «ценителей и судей». Однако, несмотря на все это, выбор пал на трилогию графа В. А. Сологуба, как потом оказалось, самую слабую и неинтересную по содержанию.
По окончании же празднования столетия театра, опять-таки по ходатайству Федорова, комитет этот остался в виде «драматической цензуры императорских театров». В комитете, претерпевшем многие изменения и реформы, Павел Степанович ни за что никогда не хотел председательствовать. Никакие просьбы не могли его склонить взяться за руководительство собраниями. Он был только скромным членом этого учреждения. За отказом Федорова, бессменно председательствовал тайный советник П. И. Юркевич, который на этот пост был приглашен по просьбе и рекомендации начальника репертуара.
К этому времени относится колкая карикатура на Павла Степановича в издававшемся тогда юмористическом журнале «Гудок». Был изображен комитет, поющий хором под дирижерскую палочку Федорова, весьма удачно нарисованного:
«В закон… в закон… в закон себе поставим:
Мы пу… мы пу… мы публику пленить,
Дьяче… Дьяче… Дьяченке предоставим», и т. д.
Это был намек на существовавшее среди театралов и журналистов убеждение, что всемогущий начальник репертуара слишком уж явно покровительствует драматургу В. А. Дьяченке, который одно время был чуть ли не единственным поставщиком новинок. По несколько пьес в сезон ставил он на Александринской сцене и писал комедии необычайно умело по заказу бенефициантов.
II
Управление Федорова театральным училищем. — Училище до него и при нем. — Стихи Федорова по этому поводу. — Типичные гувернеры и учителя. — Гувернер М-ер. — Его страсть к спиртным напиткам. — Гувернер У-р. — Его солдатский взгляд на сцену и актеров. — Л. Ф. Аубель. — Его нрав и характер. — Гувернер М-н. — Его деспотизм. — Доктор Марокетти. — О. Михаил Б-в.
Вступив в отправление обязанностей управляющего театральным училищем, П. С. Федоров добросовестно занялся его коренным преобразованием. Он обратил строгое внимание на улучшение быта воспитанников, на изменение состава служащих и ввел преподавание наук. Лица, знавшие училище в дофедоровский период, изумлялись его энергии и совершенно справедливо оценивали его труды. До принятия Федоровым должности начальника репертуара, все, интересовавшиеся судьбами русского театра, относились к нему с почтением, но с момента его появления в громком звании «начальника репертуара», отношения к нему всего театрального мира резко изменились. Он сразу же дал почувствовать всем окружающим свой авторитетный голос и свои притязания на главенство. Все разом от него отшатнулись и основательно заподозревали в нем опасного человека. Своею неровностью и частою несправедливостью Федоров создал себе много врагов, которые всячески затирали его достоинство, выставляя на вид только одни его недостатки, благодаря чему в короткое время личность Павла Степановича сделалась чуть ли не ненавистной для большинства театралов…
До Федорова, по рассказам очевидцев, в театральном училище творилось что-то невероятное, на что не напрасно прогневался государь Николай Павлович, повелевший немедленно приняться за реформу. Начиная с самого управляющего, учителей, гувернеров, воспитанников, воспитанниц и кончая последним сторожем, швейцаром и прочею челядью, все это дышало такой возмутительной неурядицей, какую трудно себе вообразить.
