Александр Мюлькиянц - Будни пенсионера
Не успел я занять очередь, как в вестибюль с мороза ввалилась свежая партия пожилых людей, ехавших со мной в одном вагоне. Бабки, плотно прижав меня к Марике, тут же загалдели, заспорили: «Кто последний?.. Держитесь за мной! Вообще-то я раньше вас вышла из трамвая… просто я шла по тропинке, а вы по газону обогнали меня… Ну, ладно, Бог с вами!.. А очередь-то быстро проходит?»
С момента моего появления очередь, к сожалению, не сдвинулась с места. Я опрометчиво поинтересовался вслух:
— Почему же никого не впускают в кабинет?
— У них еще перерыв,— дружным хором отреагировала старая очередь.
— Дайте им спокойно поесть, хоть раз в сутки.
Как я понял, здесь никто, кроме меня, никуда не спешил. Всем было тепло и уютно в той «живой очереди», похоже комфортней чем дома. Своеобразная тусовка ветеранов труда.
Самой первой в очереди стояла миловидная, весьма опрятно одетая, женщина, в синей шляпке на малюсенькой головке, и в голубой куртке, с аппликацией снежных хребтов Килиманджаро. На спине, поверх синих горных вершин, красовались белые латинские буквы. Такая вот, сине-голубая дама, с очень узкими покатыми плечами, наряд которой будил воспоминания о рекламе «Аква минерале». На вид Акве было лет пятьдесят пять — новичок, только-только пополнивший ряды наших славных пенсионеров. Для нее сегодняшний день, видимо, был знаменательным… выходом в Свет… как первый бал Наташи Ростовой.
За ней стоял дядечка антикварного возраста, до сих пор, по-видимому в 1937 года, читающий все газеты от корки до корки. К величайшему сожалению начало их беседы я пропустил.
— Всю жизнь я проработала в школе учителем истории. И при Хрущеве, и при Брежневе, и при Черненко — и из всех наших правителей все-таки больше всех мне нравился Ельцин. Я его видела, вот так как вас; он приезжал к нам в школу на урок, и даже пожал мне руку. Такой красавец, эти волосы, уложенные справа налево; в жизни он намного выше, чем казался по телевизору. Это мужественный человек. Он четко знал, что ему надо. Мудрый был политик и очень воспитанный и терпеливый мужчина. Я прочла недавно в газете, как дружелюбно и сдержанно вел себя Борис Николаевич на первой встрече с Ясиром Арафатом. Могу вам дадже прочесть, у меня страничка эта кажется с собой.
— Не стоит! Лучше перескажите суть, я читал эту заметку в декабрьском номере «Аргументов и фактов».
—Читайте вслух! Читайте! — раздались настойчивые голоса из очереди.
— Вы читали, а мы — нет! Пусть прочтет!
Мне показалось, что у «Аквы минерале» это был, заранее продуманный и тщательно отрепетированный, спектакль. Неработающий пенсионер без аудитории,— это хорошо знакомо. Абсолютное большинство, как всегда, победило. Довольная учительница тут же достала из портфеля заготовленный газетный листок, одела очки, и начала громко читать: «Арафат в первый раз встречался с Ельциным в Зеленой гостиной Большого Кремлевского дворца. Как только двери распахнулись и Ясир увидел Бориса, то влюбился в него сразу и навсегда. Долго тряс руку, целовал его щеки и лоб, шептал дрожащими губами слова благодарности за эту встречу. Его небритое лицо лоснилось от удовольствия, а сам он пребывал в состоянии аффекта. Отчего повторно целовал Бориса в лоб, нежно и трепетно, по-восточному лаская его руки…»
Тут, стоящая впереди меня женщина, весьма отдаленно напоминающая Марику Рокк, вздрогнула и, обернувшись комне, широко улыбнулась. Как опытный фотограф владеет лампой-вспышкой, так и она мастерски умела использовать свою улыбку. Этого мне только не хватало! Учительница истории сделала незначительную паузу, как бы приглашая всех к вниманию.
«…Прошли минуты, ажиотаж первого кадра поутих, а Арафат не двигался с места. Он по-прежнему продолжал лежать на широкой груди российского президента, поглаживая ее и что-то бормоча про себя. Ельцин изрядно утомился столь необычным приветствием, жестом руки пригласил Арафата сесть за стол переговоров. Гость неохотно отлепился, вежливо поклонился и направился к маленькому журнальному столику. Он сделал буквально несколько шагов и вдруг, неожиданно для всех, будто что-то вспомнив, снова приблизился к удивленному Борису, снова нежно прижал его к себе и положил голову на президентскую грудь. Ельцин остолбенел.»
Я, честно говоря, тоже. Потому что, если первый раз впередистоящая Марика просто нежно улыбнулась, то сейчас, выкрикнув «Ах!», она дико рассмеялась, как после длительной щекотки и судорожно затряслась, словно имитировала танец живота. А неиссякаемая «Аква минерале» своим громким шипучим голосом, не обращая никакого внимания на смех и выкрики, продолжала утолять жажду пенсионеров: «…После короткой паузы, не имея возможности отстранить палестинского лидера, Ельцин стал недовольно пучить глаз и кривить рот, мол, что же это такое, в самом деле происходит. Одним глазом Борис Николаевич косил на Арафата, а другим — смотрел на онемевшего начальника службы протокола. Бахрома от арафатовского платка залезла Борису Никоалевичу в рот, он губами пытался освободиться от ворсинок и невероятным образом состроил гримасу. Незаметными плевками через арафатовское плечо он пытался стряхнуть назойливую ворсинку. В конце концов он рукой убрал ненавистный волосок.»
Тут старик антикварного возраста, побледнев и проглотив пару таблеток, резко остановил учительницу на полуслове:
— Ну, в общем-то нам все ясно, он был мужественным и терпеливым человеком. Не надо испытывать теперь наше терпение! Зачем так назойливо размусоливать старую и весьма сомнительную заметку. Кстати, вы забыли еще одну характерную черту нашего бывшего президента, тщательно рекламируемую почти всеми средствами массовой информации — то непредсказуемость. По-видимому эту порочную черту правильнее было бы скрывать, чем возносить. В цивилизованных странах, я знаю, непредсказуемых лементов близко не подпускают к президентским креслам. В тот момент терпеливая «живая очередь» разбушевалась. Посыпались выкрики: «Не мешайте читать! Дайте же закончить! Кому не интересно — не слушайте! А перебивать — некульктурно!»
«Аква Минерале» фыркнула, поправив кругленькую синюю шляпку, сползающую на лоб, и продолжила чтение нескончаемой заметки:
«Президент наш выразительно повел бровью, подавая сигнал начальнику службы протокола, и даже открыто возмутился: «Вы что смотрите? Сделайте что-нибудь!» Маленький человек юлой завертелся вокруг политиков. Все, что он сделал — осторожно поправил платок Арафата, убрав подальше от ельцинского лица бляшки головного убора. Прошло немного времени и, наконец, гость сам пробудился от возмущенного президентского сердцебиения, еще раз поцеловал Ельцина в мокрый лоб и прикоснулся дрожащими руками к президентским рукам, после чего…»
