Дмитрий Жуков - Русские писатели XVII века
Еще в дореволюционное время сложилась большая научная литература о жизни и творчестве замечательного русского писателя XVII века. Но и теперь неустанные поиски исследователей приводят к находкам новых списков и подлинников произведений Аввакума, документов, подтверждающих и расширяющих сведения о его жизни и борьбе.
В основу этой биографии Аввакума легло его гениальное «Житие», его письма, много документов XVII века, публикации и труды русских ученых, а также таких крупных советских исследователей жизни и творчества писателя, как В. В. Виноградов, Н. К. Гудзий, Д. С. Лихачев, В. И. Малышев, А. Н. Робинсон, Н. С. Демкова, В. Е. Гусев…
Кроме того, автору пришлось совершить путешествие по местам странствий Аввакума.
Автор старался, чтобы в биографии слышен был неповторимый голос писателя, и переводил в его речи лишь те слова и обороты, которые, как ему казалось, не совсем понятны современному читателю.
ГЛАВА 1
«За Кудьмою рекою», километрах в семидесяти по прямой от города Горького («в Нижегородских пределах»), на трех холмах раскинулось село Григорово. Есть в нем и старинная Казанская церковь, возведенная в 1700 году и ныне охраняемая государством. В начале XVII века на ее месте была деревянная церковь Бориса и Глеба, и служил в этой церкви священник Петр. Жену его звали Марией. Поп любил пображничать, «прилежаше пития хмельнова», попадья же была иного склада — «постница и молитвеница».
Году в 1620 или 1621 у них родился первенец.
Крестили крепыша, по обычаю, на восьмой день после рождения, 2 декабря, и родители дали ему имя не по своему хотению, а по святцам, в честь пророка Аввакума.
Встречаются разные переводы этого ветхозаветного имени — «отец восстания», «любовь божия», «сильный борец», но в любом случае оно как бы предвещало сыну григоровского попа необыкновенную будущность…
Зная очень мало о детстве и отрочестве Аввакума, мы можем довольствоваться лишь догадками, основанными на сведениях о быте и нравах русских людей XVII века.
Такое событие, как крестины, весьма возможно, было отпраздновано обильными возлияниями тут же, в церкви Бориса и Глеба. В те времена церковь обычно состояла из трех помещений: алтаря, собственно церкви и теплой трапезной, где стояли столы и скамьи. Здесь прихожане собирались решать свои мирские дела, тут задавались шумные пиры, тут хранились общественные деньги и документы. А если церковь была каменная, то и сундуки с наиболее ценными пожитками, на случай пожара. Благо церквей, особенно в городах, было много — не менее одной на десяток дворов. Тут же обучали ребятишек грамоте — сперва по букварю, потом по часослову и, наконец, по псалтырю. Священники, дьяконы, пономари — педагоги не ахти какие, но тем не менее они делали грамотным (не без помощи розог) каждого пятого крестьянина Московского царства, не говоря уже о почти поголовной грамотности служилых и торговых людей.
Маленькому Аввакуму не приходилось давать «кашу да гривну денег» за науку, которую он проходил у отца и грамотной матери. И со своей феноменальной памятью Аввакум, конечно, уж годам к десяти, подобно тому как потом маленький Петр I, «книжное учение толико имел в твердости, что все Евангелие и Апостол наизусть мог прочитати».
И не просто прочитать. Мать его Марья была исступленно благочестива и ревностно соблюдала посты и обряды. Она часто растолковывала ему строки евангелия, грозя страшными карами даже за невинные детские прегрешения. Страх божий заставлял мальчика вставать рядом с матерью на ночную молитву, простираться ниц перед загадочно-спокойными, будто бы хранящими великую тайну иконными ликами.
Рано стал он размышлять над евангельским учением, связывать его с тем, что видел вокруг. В душе его с детства жило острое чувство справедливости. Он всю жизнь страстно ненавидел любое проявление неправды, в ярости своей часто забывая об основном требовании христианства — кротости и смирении.
Впечатлительность мальчика однажды подверглась серьезнейшему испытанию. Он увидел дохлую скотину во дворе у соседа. В детстве встреча со смертью — это всегда потрясение. Страх не выветрился у подвижного Аввакума и за целый день беготни с ребятишками по улице, гоньбы голубей и барахтанья в чистом, питаемом ключами, григоровском пруду.
Он проснулся среди ночи в холодном поту и «пред образом плакался… о душе своей, поминая смерть». Его поразила мысль, что и он может вот так умереть, и это вызвало чувство ужаса перед страшными, потусторонними силами, против которых бессильно его живое тело и сознание…
В наше время всякий, кто вздумает пройти от волжской пристани Работки проселочной дорогой через Лопатищи и другие села до самого Григорова, обратит внимание на то, что эта холмистая местность почти совершенно безлесна. В XVII веке здесь были густые леса, в чащобах прятались языческие капища мордвин. Русское православие не только благополучно соседствовало с язычеством, но и старалось до поры не замечать, как прекрасно уживались языческие поверья с верой в Христа.
«Вся природа для язычника была великим храмом всеобщей жизни», — писал историк Забелин. Обожествляя природу, славянин населял дремучий лес, реку, болото и даже свой дом злыми и добрыми невидимыми «хозяевами». Приняв христианство, славянин не стал отказываться совсем и от богов, так долго служивших ему верой и правдой. Он наделил некоторых из сонма христианских святых могуществом прежних богов. Так Илья-пророк заместил громовержца Перуна, святой Власий — скотьего бога Белеса… А богородица — символ материнства — даже потеснила божественную троицу. Иконы с ее изображением были самыми почитаемыми на Руси.
Погибли великие языческие мифы, но сохранились обряды, поверья и приметы, без которых немыслимо было сосуществование с природой. Сохранились даже празднества и ритуалы, удачно совместившиеся с христианскими.
Сельский мальчишка Аввакум верил и в леших, и в водяных, и в домовых, и в русалок. Как и для прочих ребят, вся природа для него была одушевлена, и он, словно истый язычник, даже смерть представлял себе живой.
Отец Аввакума, сельский поп Петр, по образу жизни почти ничем не отличался от своей не слишком ревностной паствы. Так же как и все крестьяне, он пахал свой надел земли, сеял, собирал урожай, напивался по праздникам, буйствовал, бывал бит… Правда, закон предусматривал строгую кару за это — особенно если в драке с попа сбивали на землю скуфью. Приспособился народ! Аккуратно снимали шапочку, вешали ее на забор, а попа все равно били. Кроткими русские крестьяне не были и не спускали обиды никому — ни начальнику, ни попу.
Поп Петр скончался рано, оставив Марью с целым выводком ребятишек. Самому старшему — Аввакуму — исполнилось тогда лет двенадцать. Он помогал матери пестовать сестер и братьев: Григория, Кузьму, Герасима, Евфимия, рано узнал тяжкий крестьянский труд.
