Моисей Радовский - Фарадей
Повидимому, и Рибо сочувственно относился к занятиям Фарадея. Когда последний собрал свои заметки — конспект прослушанных лекций и описание предпринятых опытов с изображением применявшейся при этом аппаратуры, — и переплел их, то на первой странице он написал прочувственное посвящение Рибо: «Вам я обязан приобретением той скромной доли знания, которой я обладаю, за что и приношу вам сердечную признательность».
Фарадей пользовался также вниманием и расположением ученых посетителей магазина и переплетной мастерской Рибо. Один из них, некто Дэне, член Королевского общества, посоветовал усердному переплетчику посещать публичные лекции Дэви, знаменитого английского химика, который читал их в Королевском институте, где состоял профессором и директором лаборатории.
Это научное учреждение Великобритании возникло в 1800 году и было создано «для распространения научных знаний и содействия повсеместному введению полезных механических изобретений и улучшений, а также для доказательства, посредством естественнонаучных докладов и экспериментов, возможности применения научных данных в повседневной жизни».
Возникновение на рубеже XVIII и XIX веков научного института с явно практическими целями весьма показательно. Именно в этот период зари промышленного капитализма совершается переход от мануфактуры с ее ручным, ремесленным характером орудий — к фабрике, основанной на применении разнообразных машин. В условиях капиталистической системы производства машины вырывают предмет труда из рук рабочего и обращают последнего лишь в свой придаток. Этот грандиозный по своим социально-экономическим последствиям технический переворот прежде всего происходит в Англии — передовой стране того времени. Здесь возникают и получают применение такие изобретения, как механическое прядение, механический ткацкий станок, паровая машина, важнейшие усовершенствования в области металлургии и металлообработки. Английскими же изобретателями Тревитиком и Стефенсоном была возвещена эра железных дорог. В Англии слагаются весьма благоприятные условия для эксплоатации чужих изобретений. Например, такие крупные достижения в области химической промышленности, как беление тканей хлором, искусственное получение соды, изобретенное во Франции, впервые находят практическое применение в промышленном масштабе именно в Англии.
Переход к машинному производству оказался огромным стимулом для развития ряда важнейших отраслей естествознания. Машина, по словам Маркса, явилась такой материальной формой средств труда, «которая обусловливает замену человеческой силы силами природы и эмпирических рутинных приемов — сознательным применением естествознания[1]». Перед такими областями физики и химии, как учение о теплоте, о силах, о превращении вещества, ставится задача не только об'яснить и осознать процессы, с которыми имеет дело техническая практика, но и отыскать пути дальнейшего прогресса. Наука, обогащаемая данными практики, властно внедряется в само производство. Техника становится предметом научного изучения, крайне плодотворного для самой науки. В передовых странах, и прежде всего в Англии, возникают учебные и научные учреждения, где готовятся кадры технической интеллигенции и где происходит научная разработка практических вопросов производства. Правда, Королевский институт начала XIX века не представлял собой подобия современного физико-технического института, но он, несомненно, должен рассматриваться как прообраз нынешних исследовательских учреждений, без которых немыслимо развитие современной техники.
Одним из источников дохода Института были публичные лекции, регулярно читавшиеся крупнейшими английскими учеными в большой аудитории. Фарадей попал на последние четыре лекции Дэви, который к этому времени приобрел уже мировую славу своими знаменитыми исследованиями в области электричества. Лекции Дэви касались на этот раз лучистой материи, хлора, горючих газов и металлов. Фарадей тщательно их законспектировал. Том этих записей сохранился до сих пор и содержит изложение теоретической части и описание опытов.
Собственно, только в этот период Фарадей очутился в настоящей научной обстановке и в нем пробудилось страстное желание посвятить себя науке. «Желание заняться научной деятельностью, хотя бы в самом скромном виде, — рассказывал он потом, — побудило меня еще в бытность мою учеником, при полном незнании светских обычаев, а также в простоте душевной написать сэру Джозефу Бенксу, бывшему тогда президентом Королевского общества. Естественно, что каждый раз, когда я обращался к портье, он сообщал мне: «ответа нет!».
Тем временем, 7 октября 1812 года истек срок ученичества Фарадея. На другой же день он поступил подмастерьем в переплетную мастерскую французского эмигранта Деляроша. Новый хозяин, в отличие от Рибо, оказался человеком крутого нрава и с чертами самодура; хотя он обещал сделать Фарадея своим наследником, работать у него вскоре стало невыносимо. Это, повидимому, решительно толкнуло Фарадея на «смелый, — как он сам писал, — и наивный шаг»: он написал Дэви о желании заняться научной работой.
На этот раз попытка увенчалась успехом: Фарадей получил штатную должность в Королевском институте. Это — исключительно важный момент в его биографии, и на нем следует остановиться подробнее.
Обычно биографы ограничивались указанием, что Дэви, сам выходец из трудовых слоев, сочувственно отнесся к упорному желанию Фарадея отдать силы на научную работу и охотно предоставил ему место в руководимой им лаборатории. Однако сохранившиеся документы свидетельствуют о том, что путь гениального самоучки был не так гладок.
Вот текст ответного письма Дэви на просьбу Фарадея:
Сэр!
Мне чрезвычайно понравилось доказательство вашего доверия ко мне, которое, к тому же, свидетельствует о большом прилежании, хорошей памяти и внимании. Сейчас я вынужден уехать из города и вернусь не ранее конца января; тогда я охотно готов повидать вас в любое время. Мне доставит удовольствие, если я смогу быть вам полезен; я хотел бы, чтобы это было в моих возможностях.
Готовый к услугам
Г. Дэви.Но вместе с тем в записях Фарадея о его вступлении на службу в Королевский институт мы находим следующие строки: «Дэви, — пишет Фарадей, — предупреждал меня не бросать прежнего места; он говорил, что наука — особа черствая, что она в денежном отношении лишь скупо вознаграждает тех, кто посвящает себя служению ей. На мое замечание о возвышенных нравственных переживаниях людей науки он улыбнулся и сказал, что предоставит опыту нескольких лет исправить мои взгляды в этом отношении».
