Н. Холодковский - Карл Бэр. Его жизнь и научная деятельность
Когда в 1812 году последовало вторжение Наполеона в Россию и армия Макдональда угрожала Риге, многие из дерптских студентов, в том числе и Бэр, отправились, как истинные патриоты, на театр военных действий, в Ригу, где в русском гарнизоне и в городском населении свирепствовал тиф. Заболел тифом и Бэр, как большинство врачей и их помощников, и перенес болезнь благополучно лишь благодаря своим молодым силам. Научился он при этой своей медицинской практике немногому, так как в госпитале, переполненном больными, было мало средств лечения и еще меньше порядка и опытных врачей-руководителей, но зато он приобрел много жизненного опыта, стоя лицом к лицу с ужасами войны. К счастью, вскоре распространились вести об отступлении Наполеона, и армия Макдональда также удалилась от Риги после продолжительной безрезультатной бомбардировки. «Мы были рады, – пишет Бэр, – что мы более не нужны, и возвратились в начале января в Дерпт. Чтобы мы принесли много пользы государству – в этом я очень сомневаюсь».
В 1814 году Бэр – который, как мы видим, пробыл в Дерпте не год, а остался заканчивать курс – стал готовиться к окончательному экзамену и к диссертации на степень доктора медицины. Экзамен был выдержан, и вскоре представлена и защищена диссертация «Об эндемических болезнях в Эстляндии». Диплом был у Бэра в кармане, но все же он осознавал, что, несмотря на благополучное окончание курса, знаний практических у него нет и начинать деятельность врача при такой ничтожной подготовке было бы недобросовестно. Поэтому он просил своего отца отправить его для довершения медицинского образования за границу. Отец дал ему небольшую сумму, на которую, по расчетам Бэра, он мог прожить года полтора, и такую же сумму предоставил ему заимообразно его старший брат.
С этими деньгами молодой Бэр отправился за границу, избрав для продолжения своего медицинского образования Вену, где преподавали такие тогдашние знаменитости, как Гильдебранд, Руст, Беер и другие. Чувствуя в себе полное отсутствие именно практической медицинской подготовки, Бэр решил заниматься исключительно клинической медициной и не хотел ничего слышать о других науках.
Так, проезжая через Берлин и встретив там Пандера – будущего знаменитого эмбриолога и палеонтолога, который стал уговаривать его остаться в Берлине, восторженно описывая тамошний музей, ботанический сад и лекции знаменитых профессоров, – Бэр наотрез отказался от всех этих соблазнов.
Приехав в Вену, он весь погрузился в практическую медицину, стал читать всевозможные практические руководства и аккуратнейшим образом посещал хирургическую, терапевтическую и офтальмологическую клиники. Однако вскоре ему пришлось разочароваться в своих ожиданиях. Светило тогдашней хирургии, профессор Руст, занимался, например, лишь сложными, редкостными хирургическими случаями, где предстояли трудные и эффектные операции, а обыкновенные хирургические болезни предоставлял лечить своим подчиненным; между тем для Бэра как для молодого медика, жаждущего практических поучений из компетентных уст, было всего нужнее именно изучение обыденных, часто встречающихся на практике случаев. Гильдебранд, знаменитый терапевт, у которого Бэр преимущественно надеялся поучиться, как нарочно, не применял в данный семестр почти никаких лекарственных средств, испытывая способ чисто выжидательного лечения. Кроме того, он всегда был окружен такою тучею врачей и студентов, что чрезвычайно трудно было пробраться к постели больного, у которой он стоял. С другими клиниками дело обстояло в том же роде. Таким образом, Бэр очутился в странном положении: того, зачем он ехал, для чего бросил естественные науки, – практического медицинского обучения, – как раз он и не нашел. Неудивительно, что при таких обстоятельствах достаточно было незначительного толчка, чтобы вновь повернуть его на прежнюю дорогу, к изучению естественных наук, так как судьба явно не благоприятствовала его стремлению сделаться практическим медиком. Такой толчок и был дан приездом в Вену доктора Паррота, сына одного из дерптских профессоров. Этот молодой человек, еще в Дерпте подружившийся с Бэром, принимал участие в экспедиции Энгельгардта для нивелировки Каспийского моря, всходил на Арарат и был большой охотник до путешествий по горам. Ему нетрудно было увлечь с собою Бэра на горные экскурсии в окрестностях Вены.
Очутившись среди вольной природы, лицом к лицу с красотами весны и прелестными альпийскими растениями, Бэр почувствовал, что он едва ли рожден быть медиком: душные госпитали стали ему нестерпимы. Он сделал еще одну попытку посетить клинику Гильдебранда и, найдя там все по-прежнему, бежал из нее на вольный воздух, решив, что, по крайней мере на лето, надо бросить всякую мысль о клиниках, что посещать их в такое время – «грех против Духа Святого».
Обдумав свое положение, он решил заняться естествознанием до следующей зимы, а там еще раз попытаться перейти на практическую медицину в каком-нибудь другом из немецких университетов. Из естественных наук его больше всего интересовала в настоящее время сравнительная анатомия, к которой он уже издавна чувствовал влечение, но не мог найти себе руководителя. И вот, собрав свои пожитки, Бэр покинул разочаровавшую его Вену и пешком отправился на запад, не имея никакой определенной цели, надеясь лишь где-нибудь узнать, какой университет лучше всего избрать для изучения сравнительной анатомии. Через Линц он прошел в Зальцбург и, продолжая путь далее, встретил в одном маленьком городке (Вассербурге) двух натуралистов – Гоппе и Марциуса. Разговорившись с ними, он не преминул спросить, где бы можно было поучиться сравнительной анатомии. «Идите к Деллингеру в Вюрцбург, – отвечал ему Марциус, – если зайдете ко мне в Мюнхен, то я вам дам пучок мхов: старик любит заниматься ими в свободное время». Этим коротким разговором решилась вся дальнейшая судьба Бэра. Ободренный тем, что видел теперь перед собою определенную цель, он пошел через Мюнхен, Регенсбург и Нюрнберг и осенью (1815 года) был уже в Вюрцбурге у Деллингера, которому и вручил, вместо рекомендательного письма, пакетик мхов, объяснив свое желание слушать курс сравнительной анатомии. «В этом семестре я ее не читаю», – ответил Деллингер своим спокойным, медленным тоном. Бэр был поражен как громом, ибо, будучи воспитанником Дерптского университета, где на медицинском факультете не было даже анатомического театра, он не мог себе представить, чтобы чему-нибудь можно было выучиться иначе, как путем слушания лекций. Деллингер между тем рассматривал мхи; потом он поднял голову, посмотрел несколько минут на остолбеневшего Бэра и сказал опять так же медленно и спокойно: «Да к чему вам лекции? Принесите сюда какое-нибудь животное и анатомируйте его». Бэр ожил: только этого ему и нужно было. На следующий же день он явился к профессору с пиявкою из аптеки и под руководством старого ученого принялся за препарирование. Таким путем он изучил самостоятельно строение различных животных, причем Деллингер сидел тут же в комнате, занимаясь своим делом, и время от времени делал указания своему новому ученику, давал ему те или другие книги и так далее. Изучение специальной литературы шло параллельно с самостоятельным исследованием. Бэр чувствовал себя на верху блаженства: каждый вечер он мог с уверенностью сказать себе, что знания его серьезно увеличились за день. Это было совсем не то, что теоретическое преподавание, какое он видел до сих пор! Всю свою жизнь Бэр хранил живейшую благодарность Деллингеру, который поставил его на ноги в научном отношении и вообще не жалел ни времени, ни труда для руководства учащимися. Пришла зима, лекции в Вюрцбургском университете шли полным ходом. Продолжая работать у Деллингера, Бэр посещал и некоторые лекции, в том числе и чисто медицинские, так как все еще думал, что ему придется быть практическим врачом. Так прошла зима 1815–1816 года. Весною приехал в Вюрцбург Пандер, который стал заниматься у Деллингера историей развития куриного яйца – работою, которая весьма интересовала также и Бэра и впоследствии составила предмет его более подробных исследований. Между тем денежные средства Бэра приходили к концу, и поэтому очень кстати случилось, что он получил от бывшего дерптского профессора Бурдаха, перешедшего на кафедру физиологии в Кенигсберг, предложение поступить к нему прозектором. После некоторого колебания, так как ему все еще не верилось в возможность профессорской карьеры, Бэр принял условно это предложение, выговорив себе право провести предварительно несколько месяцев в Берлине. В сентябре 1816 года он отправился, опять-таки пешком, из Вюрцбурга в Берлин, куда и прибыл в конце октября. В Берлине он слушал лекции многих профессоров и весною 1817 года перебрался в Кенигсберг. Оттуда он съездил на короткое время на родину повидаться со своими родителями и в июле был уже снова в Кенигсберге.
