Анатолий Житнухин - Газзаев
В школе к классике относились без восторга. Наверное, была виновата в этом неизбежная зубрежка, за которой часто почти полностью терялось понимание прочитанного. Да и вряд ли могли в ту пору усвоить глубинный смысл великой литературы простые уличные мальчишки, постигающие собственные правила жизни, неписаные законы взаимоотношений.
Классику перечитываем редко, в чем и самим себе стыдно бывает признаться. Прошлой осенью, когда тяжело, до боли давило общее горе, впервые за несколько лет открыл книгу стихов Косты Хетагурова. И нет уже той полосы непонятно-высокой отчужденности между тобой и великим поэтом, которая ощущалась в детстве, в юности, да и в более поздние годы.
Прости, если отзвук рыданья
Услышишь ты в песне моей:
Чье сердце не знает страданья,
Тот пусть и поет веселей.
Но если б народу родному
Мне долг оплатить удалось,
Тогда б я запел по-другому,
Запел бы без боли, без слез.
Нам суждено жить с неоплаченным долгом.
… В самолете, летящем из Лиссабона, корреспондент ОРТ просит дать первое интервью для российских телезрителей. Как вы относитесь к этой победе?
Эта победа — ради наших детей.
Больше всего Валерка не любил просыпаться зимой. Утепленные ватой и проклеенные пожелтевшими полосками бумаги рамы от промозглого ветра не спасали — за ночь весь барак выстуживался. Но рано или поздно приходилось вылезать из-под одеяла наружу, топать по холодному полу к рукомойнику и умываться водой, от которой ломило зубы. Время пробуждения совпадало с «Пионерской зорькой», которую каждое утро передавали по первой московской программе. Каждое утро счастливые пионеры бодрыми голосами рассказывали о своей счастливой жизни, об успехах в учебе, о передовых тимуровцах, о перевыполнении планов по сдаче металлолома. Их жизнь представлялась красивой, торжественной и непостижимой. Судя по всему, девчонки и мальчишки каждый день ходили в парадной форме — белый верх, темный низ и алые шелковые (не сатиновые ведь) галстуки, — проводили линейки в просторных залах, дружно разучивали песни, а после уроков из дорогих конструкторских наборов собирали действующие модели океанских судов и самолетов…
Предаваться мечтам некогда. Нужно еще успеть добежать до школы по заснеженным, скользким переулкам.
С весны начиналась совсем иная жизнь. Ароматы пробуждающейся после зимней спячки природы мальчишек не очень трогали — разве можно с чем-нибудь сравнить запах кожаной покрышки футбольного мяча и сыромятной тесемки, которой он шнуровался! Впрочем, на рабочей окраине Орджоникидзе настоящий мяч — роскошь, которую нельзя купить, но добыть можно. Места, где играл народ состоятельный, присматривались заранее. Наиболее удобными для вылазок считались футбольные поля и площадки институтов: студенты — люди беспечные. Правда, иногда прилично доставалось, но игра стоила свеч.
Чаще действовали вместе с закадычным дружком Джоном — Георгием Хуадоновым. Иногда на пару с ним устраивали «засады» на стадионе «Динамо». Но это уже высший пилотаж. Во-первых, здесь играли и тренировались мячами непревзойденного качества. Во-вторых, отчаяние требовалось беспредельное: попадешься — бежать некуда. В-третьих, непросто проявить беспечность и полную поглощенность занятиями легкой атлетикой в прыжковом секторе за лицевой кромкой поля. А ведь, как известно, любят мастера приложиться к мячу от души. Нравится им также, когда мальчишки с видимым удовольствием бегают за мячами, улетающими «в молоко». Ловушка в прыжковой яме готовилась и маскировалась заранее — при первом удобном случае бесценное сокровище незаметно закатывалось в лунку и моментально присыпалось песком. Недостача, как правило, выявлялась в конце тренировки, при подсчете мячей. В те годы даже для солидной команды пропажа мяча — ЧП.
Пацаны, мяч не видели?
Пацаны мяч «не видели», но искать помогали добросовестно, заглядывали под все скамейки, прочесывали траву и кустарники у забора.
Наконец расстроенная команда уезжала.
Турхана — район не простой, хулиганистый, он и в наши дни сохраняет славу не очень добрую. В годы Валеркиного детства все малолетнее население делилось на две основные части: одни до одури гоняли мячи на пустырях, другие «кучковались» на скамейках, собирались по подворотням. Если не футбол — то карты: сначала «пьяница» с «подкидным дураком», потом игры «на интерес» становились уже не интересны и усложнялись. Первоначальный капитал — плохо припрятанное родителями мелочишко. Но со временем времяпрепровождение становилось более насыщенным. Привносилось в него поначалу дефицитное в ту пору пиво, затем менее дефицитный портвейн, потом начинались первые приводы в милицию.
Район рабочий. У большинства ребят — родители простые. У Валеры отец работал на стройке. Одно время Георгий Христофорович служил в милиции, занимался популярной в Осетии вольной борьбой и в Орджоникидзе слыл серьезным мастером, с которым на ковре шутки плохи. Настоящий гигант, он от природы обладал недюжинной силой и двухпудовыми гирями баловался словно игрушечными. Уважали его не только в округе, пожалуй, во всем городе. При этом, как и большинство физически сильных людей, характер имел очень мягкий. Детей за шалости и проступки никогда не наказывал, а воспитывал… взглядом. Не то чтобы Валера с младшими братьями, Русиком и Эдиком, боялись его взгляда — просто слишком много укоризны читалось в нем. Чувствовали, что доверяет он им, относится как к мужчинам. Поэтому не хотелось расстраивать отца своим поведением.
Как и любой уважающий себя осетин, страха отец не знал. Не раз близкие к семье люди рассказывали историю, которая произошла то ли в конце сороковых, то ли в начале пятидесятых годов (сам отец о себе рассказывать не любил). Терроризировала в то время один из районов города банда известного вора в законе. Долго размышляли в милиции, как его брать, ведь тот предупредил: буду отстреливаться. А применить тогда оружие против преступника — целая история, неровен час, сам окажешься виноватым! Георгий Христофорович пошел один, без оружия. При встрече только и сказал: «Пойдешь за мной, в отделение!» И тот послушно пришел следом.
Ну а позднее нагрянула беда. Во время дежурства на мотоцикл с отцом налетел грузовик. Тяжелые переломы, травмы. Пришлось оставить и работу в милиции, и занятия любимой борьбой. Поступил на стройку, каменщиком, тогда же познакомился со своей будущей женой.
С Ольгой Семеновной поженились в 1951 году. Была она портнихой, работала в ателье. Заработок там не ахти какой, но к искусной швее приносили заказы и домой — обшивала она едва ли не всех родственников и знакомых. Когда пошли дети, работу в ателье пришлось оставить: для осетинки домашний очаг — это святое. Днем садилась за машинку урывками, шила в основном по вечерам. Первое воспоминание о детстве у Валерия: в неярком свете лампы — склонившийся над шитьем силуэт мамы, стол, заваленный выкройками. Сквозь сон доносится мерный стук «Зингера», создающий ощущение покоя. Все будет хорошо.
![Анатолий Радов - Язычник: Там ещё есть надежда [СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
