Рефат Аппазов - Следы в сердце и в памяти
В нашем Крыму после выселения крымских татар все названия были во мгновение ока переименованы на русские. После начала официального возвращения крымских татар прошло 3 года, 5 лет, 7 лет, за это время было принято несколько решений и рекомендаций о восстановлении прежней топонимики, а дело с места не двигается. Почему? Пусть каждый ответит на этот вопрос сам, в силу своего понимания, если он ёще помнит, кто он и откуда родом. Но виноват в этом беспамятстве, конечно же, не каждый человек в отдельности, а та система, с помощью которой в течение двухсот с лишним лет вышибают из нашей памяти всё НАШЕ национальное и насаждают ЧУЖОЕ и ЧУЖДОЕ.
Спросите у наших детей, внуков, у любого среднестатистического крымского татарина, знает ли он каких-либо выдающихся личностей из своего народа - мыслителей, писателей, поэтов, учёных, полководцев, политиков, художников, артистов? У многих ответ на этот вопрос вызовет большие трудности, в лучшем случае он назовёт два-три имени. Так что же, такой бесталанный у нас народ, что не мог родить за несколько столетий десяток-другой если не особо выдающихся, то хотя бы примечательных людей?
Без истории, без прошлого нет народа. Наша история либо завершится в течение ближайших нескольких десятилетий, либо ценой огромного напряжения нашей интеллигенции, в первую очередь писателей, артистов, историков, искусствоведов, педагогов, политиков, мы обязаны возродить прошлое, возродить в народе его историческую память, объединить его интеллектуальный и созидательный потенциал, - и тогда будем достойны называть себя именем своей нации.
Однако вернёмся к нашим улицам Краснознамённой, Субхи и Кантарной. Улица Субхи была названа после революции именем турецкого революционера, а Кантарная своим названием была обязана базарообслуживающим хранилищам, дворам, гостиницам (от слова "кантар" - большие торговые весы). Это была единственная улица в нашем районе, по которой ходил общественный транспорт - трамвай. Со стороны базара, от улицы Севастопольской тащился этот трамвай со звоном и лязганьем всех своих железок аж до самой цыганской слободы, делая где-то недалеко от водоразборной станции разворот. Эта водоразборная станция была известна у населения под названием "фантал" - так на местном крымскотатарском диалекте обозначался "фонтан", хотя никакого фонтана в действительности там не было, а слово это применялось в значении "источник". Такие удобства, как водопровод, канализация в двадцатые годы в нашем районе отсутствовали, впрочем, канализации нет, кажется, и в годы завершения века двадцатого. Воду брали либо из колодцев во дворах, если они были, либо её возили в больших деревянных бочках на конной упряжке водовозы. Вот едет водовоз по улице и кричит во всё горло: "Вода, вода!" А ещё повозка снабжается колокольчиком, чтобы уменьшить напряжение голосовых связок водовоза. Люди выбегают из дворов с вёдрами и берут воду, которая, кажется, стоила 1 коп. за два ведра. Иногда в жаркие летние дни, когда расход воды велик, женщины заблаговременно выходили на улицу с вёдрами, чтобы, не дай бог, не прозевать водовоза. Во всём этом событии, наблюдаемом изо дня в день, меня лично привораживал кран, которым была снабжена бочка с водой. Громадный, весь отшлифованный руками хозяина, какой-то необычной формы кран, из которого устремлялась могучая струя с множеством прозрачных пузырьков в ней. В эти минуты мне очень хотелось, когда вырасту, стать непременно водовозом. Если вдуматься хорошенько, то не останется сомнений в том, что эта профессия в то время была столь же необходимой, сколь и почётной. Сколько народу тебя ожидает каждый день, сколько людей нуждается в воде и каждый благодарит за доставленную влагу! Цена воды в Крыму всегда была очень высокой, и крымские татары научились в течение веков терпеливо добывать воду, хранить её и очень бережно к ней относиться.
К Симферополю у меня какое-то двойственное отношение. С одной стороны, это мой родной город, в котором прошли первые годы жизни, где я начал учиться в школе, город, в котором проживала вся наша родня - а родственные связи у крымских татар очень крепки. Я познал здесь первые радости и первые огорчения, увидел первые праздники, первые свадьбы и, увы, первые похороны близких мне людей. С другой стороны, лучшие годы своей крымской жизни я провёл не в Симферополе, а в Ялте. В Ялте я из мальчика стал юношей, мужчиной, познал вкус первого поцелуя и первой любви, цену мужской дружбы и женского непостоянства, пристрастился к серьёзной музыке, много перечитал, научился распознавать добро и зло, правду и фальшь. И постепенно Симферополь для меня стал "вторым" городом, вроде отеческого, но не своего дома, в который постоянно возвращаешься из "своего", построенного уже своими руками. Живя в Ялте, я часто бывал в Симферополе у многочисленных родственников, отсюда я уезжал учиться в Москву, сюда же приехал на первые и единственные каникулы после окончания первого курса института летом 1940 года. После второго курса уже началась война, и в Крым я не доехал. А посетил я Симферополь после долгой 18-летней разлуки только в 1958 году. Эта была самая печальная встреча со своим родным городом. О ней, этой печальной встрече, я просто не могу не рассказать.
Шёл уже пятнадцатый год со времени выселения крымских татар, наметились первые послабления в режиме содержания в местах поселений. Я избежал ужасов депортации и участи спецпереселенца, с 1939 года жил в Москве как студент, а с 1946 года - в небольшом подмосковном городке Калининграде (станция Подлипки), что на 22-м километре Ярославского шоссе, работая в Конструкторском бюро тогда ещё никому не известного главного конструктора Сергея Павловича Королёва. К этому времени мои основные трудности как крымского татарина, казалось, уже были позади, я имел все виды допусков к секретным работам, был на хорошем счету и решил, что могу себе позволить побывать в Крыму. Для верности запасся путёвкой в санаторий "Золотой пляж", взял в отделе кадров копию приказа об очередном отпуске, чего никто никогда не делал, захватил с собой так называемую справку по "форме №1", означающую, что я допущен к работам, имеющим гриф "Совершенно секретно особой важности", на случай непредвиденных обстоятельств положил в карман Орденскую книжку с записью о двух награждениях, купил билет на поезд и поехал с тревожным чувством предстоящего свидания с родным краем. В обычной обстановке человек довольно общительный, всю дорогу я молчал: предстоящая встреча меня волновала необычайно.
С той поры прошло много лет, за эти годы много раз бывал в Крыму, а ощущения той первой поездки не стираются с памяти, и каждый раз, когда о ней вспоминаю, точно такое же волнение вновь и вновь охватывает всё моё существо.
