Герви Аллен - Эдгар По
Дом на углу Четырнадцатой улицы и Табачного переулка принадлежал семье мистера Джона Аллана, младшего компаньона в фирме «Эллис и Аллан, оптовая и розничная торговля». Фирма распространяла свои коммерческие интересы на Ричмонд и его окрестности, а также вела оживленный обмен товарами с торговыми партнерами во многих городах Соединенных Штатов и за границей.
В конце лета — начале осени 1811 года Элизабет По, наверное, часто проходила мимо дома Алланов, иногда вместе с маленьким Эдгаром, которого она имела обыкновение брать с собой на репетиции и спектакли. Возможно, Эдгар даже появлялся на сцене в детских ролях — умение мальчика быстро запоминать и выразительно декламировать стихи восхищало всех, кто знал его немного позднее.
Миссис Фрэнсис Килинг Аллан, жена коммерсанта, состояла с ним в браке уже восемь лет, однако детей не имела и тосковала по ним со всей силой нерастраченной материнской нежности, переполнявшей ее благородное, но одинокое и разочарованное сердце. Кроме супругов Аллан, в доме жила сестра Фрэнсис, Анна Валентайн; немногочисленная прислуга состояла из нескольких рабов-негров. Можно предположить, что сестры скоро обратили внимание на красивую молодую женщину и хорошенького мальчика, время от времени проходивших у них под окнами. Узнав в женщине известную в городе актрису, они могли с ней заговорить, угостить ее маленького сына яблоком — лакомством. в ту пору столь же редким на американском Юге, как апельсины — на Севере, но у Алланов никогда не переводившимся. Произошло ли знакомство так или как-нибудь иначе, мы уже не узнаем. Достоверно известно лишь то, что Фрэнсис Аллан действительно познакомилась с Элизабет По и приняла деятельное участие в судьбе одинокой женщины и ее детей. Через нее же Элизабет узнала г-жу Макензи, жену лучшего друга Джона Аллана. Поистине миссис По должна была благодарить судьбу, пославшую ей этих отзывчивых и великодушных женщин в тот час, когда она и ее дети так нуждались в помощи и поддержке.
Поздней осенью 1811 года состояние Элизабет По сделалось еще более тяжелым. Заботы о двух малолетних детях легли непосильным бременем на хрупкие плечи измученной недугом женщины. Ее выступления в театре становились все более и более редкими, пока не прекратились совсем. Безусловно, импресарио, г-н Плэсид, делал все, что мог, для столь нужной труппе актрисы, отсутствие которой сразу же сказалось на сборах. Миссис Филлипс, видимо, уже не брала с нее денег за квартиру, ибо с тех пор, как Элизабет перестала появляться на сцене, жалованья ей не платили. Эдгар совершенно освоился в магазинчике миссис Филлипс и, к неописуемому ужасу доброй женщины, устраивал игры среди чинных рядов увенчанных шляпками и чепцами болванок, порою жестоко страдавших от проказ трехлетнего непоседы.
Комната, отведенная Элизабет По, была не лучшим местом для тяжелобольной женщины. Единственный в доме камин находился на первом этаже, да и тот, наверное, не всегда было чем топить. Нижнюю часть Мэйн-стрит то и дело заливали воды своенравной реки Джеймс, выходившей из берегов при каждом удобном случае. Осень в тот год выдалась как никогда дождливой и промозглой по всей приморской Виргинии; из болотистых низин поднялись тучи комаров, и в довершение ко всем напастям Элизабет теперь мучили повторяющиеся приступы малярии, отнимавшие у нее остатки истощенных чахоткой сил.
По крайней своей бедности она была почти лишена врачебного ухода, — быть может, и к лучшему, ибо тогдашняя медицина все еще считала ланцет и тазик для кровопускания панацеей от всех недугов. Минул ноябрь, и наступил декабрь с долгими холодными ночами и короткими сумеречными днями. Лежа в своей каморке, Элизабет пыталась проникнуть мыслями в окутанное мраком будущее, прислушиваясь к доносившимся снизу голосам и топоту крепких ножек маленького сына, то и дело пробегавшего по узкой лестнице. Время от времени она впадала в забытье, но вскоре пробуждалась от пронзительно-громкого плача Розали и вставала, чтобы ее успокоить.
Ее печальное и безысходное одиночество изредка нарушали визиты ричмондских гранд-дам и женщин попроще, которые после тщательного осмотра модных новинок миссис Филлипс поднимались — отчасти из сострадания, отчасти из любопытства — в убогую мансарду, приютившую умирающую актрису и ее детей. Среди «дам из уважаемого общества», посещавших Элизабет По, самыми желанными гостьями были миссис Аллан и миссис Макензи. Обе они делали все возможное, чтобы как-то поддержать бедствующее семейство.
Нетрудно представить, что думала и чувствовала миссис Аллан, нежная, истосковавшаяся по детям женщина, гладя красивую кудрявую головку Эдгара и пытаясь ласковыми словами ободрить мальчика, в страхе и тревоге взиравшего на бледное лицо матери, оттененное в беспорядке разметавшимися по подушке черными волосами. Не могла она не внять и немой мольбе в измученных, полубезумных глазах молодой актрисы, переводившей взгляд с малютки Розали, уютно устроившейся на руках у миссис Макензи, на Эдгара, который грустно улыбался ей, прижавшись к коленям миссис Аллан. Мольба эта заставила бы дрогнуть даже самое суровое сердце, и неудивительно, что она так глубоко тронула души двух добрых женщин. Через несколько дней благодаря стараниям друзей призыв о помощи прозвучал во всеуслышание со страниц местной газеты: «К СОСТРАДАТЕЛЬНЫМ СЕРДЦАМ. В этот вечерний час г-жа По, прикованная к постели болезнью и окруженная своими малолетними детьми, взывает к Вам о помощи — быть может, в последний раз! Подробности в утреннем номере».
Авторы обращения не ошиблись: то было действительно последнее напоминание обществу о печальной судьбе Элизабет По. Смерть явилась за ней в одном из излюбленных своих обличий — пневмонии, положившей конец страданиям маленькой актрисы. Ариэль покинул бренные пределы; рука Офелии выронила волшебную палочку и букетик бумажных цветов; Джульетта, увенчанная лучшей своей диадемой из стеклянных бриллиантов, лежала в холодной запустелой мансарде, где с ней могли попрощаться все те, кто знал ее при жизни и питал к ней хоть каплю сочувствия. Среди них были актеры труппы г-на Плэсида, миссис Филлипс, миссис Аллан и миссис Макензи с мужьями — последние прониклись таким участием к жертве разыгравшейся на их глазах трагедии, что взяли на себя все хлопоты, связанные с устройством похорон. Состоялись они не без сопротивления со стороны некоторых из прихожан, разделявших распространенные в те времена предрассудки и не желавших, чтобы в освященной земле церковного кладбища покоились останки какой-то актрисы. По их настоянию она была похоронена в дальнем углу кладбища, «у стены». В кладбищенской книге имеется запись о погребении, в которой, однако, не указано имени покойной; более ста лет не было его и на надгробном камне.
