Георгий Кублицкий - Фритьоф Нансен
Когда все расходятся. Крефтинг задерживает Нансена.
— Да, такова наша жизнь! — говорит капитан со вздохом, — Гадаем, ищем — и не находим. Вы, наверное, слушали и думали: «Что за пустомели, толкут воду в ступе!» А вот посмотрите…
Капитан достает с полочки свернутую в трубку карту и расстилает ее на столе, прижимая по краям книгами. Это карта тех вод, где находится «Викинг».
— Вот остров Ян-Майен. Вокруг него обозначены льды. Они дрейфуют, передвигаются с места на место. Что мы знаем о них? Да ровно ничего! Одни догадки. А ведь чуть не каждый год эти льды ведут себя по-разному. Тут, конечно, влияют ветры и течения. Вот изучить бы все это! Я пробовал отмечать на карте, где в разные годы находили самые богатые детные залежки. Получается, что чаще всего в центре Большой ледяной косы. Вот ее язык. — Капитан отчеркнул ногтем. — Кажется, чего бы проще — иди прямо к косе и ищи. Но беда в том, что коса каждый год оказывается в новом месте. Меняется, что ли, течение, которое выносит в море ее льды? Как вы думаете?
Студенту, конечно, лестно, что капитан говорит с ним как с равным. Однако что он может ответить? И, покраснев, Нансен начинает объяснять, что он, собственно, зоолог и в морских течениях разбирается плохо, но, насколько ему известно, ученые собираются…
Крефтинг, не дослушав, с досадой скатывает карту трубкой и берет книгу, которая придерживала ее край.
— Кстати, я давно хотел спросить вас, — он протягивает Нансену книгу, — это не ваш родственник?
Книга старинная, пахнущая кожей и плесенью. У все необыкновенно длинное заглавие: «Краткое описание всего мира, где даются понятия о небе, Солнце и Луне купно с другими планетами и звездами, об их движении и направлении, а также о четырех стихиях и их свойствах, и о царствах и государствах земных с их достоважнеишими городами. К сему присовокупляется нечто о море и мореходстве и о воспомогательных к оному науках, извлеченное из различных книг и составленное и написанное Гансом Нансеном. Отпечатано в Копенгагене Андерссм Кохом в 1633 году за счет бухгалтера Педера Андерсена и продается у него».
— У нас дома есть такая же, — говорит студент. — Ганс Нансен — мой предок.
— Вот как! — Капитан явно обрадован. — Так в вас морская кровь! Он, должно быть, много путешествовал, ваш предок?
— Да, и притом, как и вы, на севере. Служил матросом, зимовал у берегов России, научился говорить по-русски, и русский царь поручил ему обследовать берега Белого моря. Потом восемнадцать лет он плавал шкипером на судах исландской компании.
— Смотрите-ка! Я так и думал, что такую книгу мог написать только настоящий моряк. Мой дед не расставался с ней, а отец очень берёг ее и подарил мне, когда я пошел в первый рейс… Ну, а ваш отец — он тоже моряк?
— Увы… Адвокат, секретарь суда.
Крефтинг разочарованно свистит.
— Ну, из вас-то мы, пожалуй, попробуем сделать моряка, — говорит он так, что можно понять: «Несчастье еще поправимо, не унывайте». — И вот что: давайте обедать вместе.
Нансен благодарит.
А тюленей все нет…
Нансен слонялся по палубе, следя за ледовыми чайками. Красивые птицы: незапятнанная белизна, легкий полет! А бросьте-ка за борт какую-нибудь дрянь, объедки — и с хриплым криком ледовая чайка кинется вниз, будет рвать мясо, жадно глотать куски. Зато как милы весело чирикающие пуночки, напоминающие норвежских воробушков!
Ничто не предвещало в этот день шторма. Но к вечеру сильно упала стрелка барометра. «Викинг» находился у кромки льдов. Крефтинг, отчаянная голова, направил судно прямо в их гущу. Маневр рискованный, зато «Викинг» не унесет так далеко, как в открытом море.
Шквал, еще, еще… Закачались льдины, пошла волна, а когда стемнело, сквозь свист ветра, треск и грохот ломающегося льда едва улавливались слова команды.
Крефтинг был на шканцах. Странное дело — он повеселел и, казалось, отлично чувствовал себя:
— Лево руля! Круче!.. А-а, Нансен! Держитесь, волна не отдает то, что взяла… Вас не мутит?.. Я же говорил, что из вас получится моряк… Еще лево, лево, черт возьми! «Когда-нибудь да будет этому конец», — как сказала одна лисица, когда с нее…
Пренеприятиейший треск помешал Нансену дослушать любимую поговорку капитана — на палубу рухнула часть фальшборта, лопнула обшивка шканцев. Ларсен — он стоял рядом с капитаном — торопливо зашептал:
— Господи помилуй! Я говорил, я говорил… Бочку — в воскресенье…
Но недаром Крефтинга считали одним из самых отчаянных полярных мореходов. Другой бы смалодушествовал, попытался выйти изо льдов, а этот, веря в себя и в свой корабль, пошел в самую гущу. И ведь в конце концов выбрал местечко, где волна ослаблена льдами и «Викинг» мог спокойно переждать шторм. Конечно, он рисковал — но чего же можно добиться без риска в полярных морях!
— Ну, вот вам и морское крещение! — сказал Крефтинг студенту. — А что, если мы с вами спустимся вниз и выпьем по чашке горячего кофе, а?
Корабль-легенда
Хотя команде роздали ножи, точильные бруски и багры для промысла, дозорный по-прежнему впустую вертелся в бочке — за все время попались лишь одиночные тюлени. Зато далеко над линией льдов заметили мачты сначала одного промыслового парусника, а потом и другого.
Пошли к ним: надо было узнать новости. Баллон старался угадать по оснастке, что это за корабли.
— Ну да, двойные марса-реи, лопни мои глаза! — рассуждал он. — Такие были у «Лабрадора», но только он не заходит теперь в здешние воды. «Вега» это, вот кто!
— Та самая «Вега»? — усомнился Нансен.
— Та самая. Эх, как встречали ее, когда она вернулась! Королей так не встречают. Пальба, флаги, фу-ты ну-ты!..
Вечером суда сблизились. Нансен смотрел на корабль. Три года назад Адольф Эрик Норденшельд прошел на нем вдоль берегов Европы и Сибири с запада на восток, одолев Северо-восточный проход в полярных морях. Да, «Вега» прогремела на весь мир. А теперь она снова простой промысловый парусник и ищет во льдах все ту же детную залежку.
С утра свежий бриз наполнил паруса «Викинга» и шедшей впереди «Веги». Нансен поднялся в дозорную бочку. Встреча с «Вегой» взволновала его, надо было честно в этом признаться. Вот Норденшельд — он боролся и победил. Сколько людей завидуют ему! И он, Нансен, тоже завидует. Разве можно сравнить жизнь такого героя, как Нордсншельд, с прозябанием зоолога? Препарирование, микроскопы, пробирки, мензурки, запах лабораторных спиртовок вместо запахов моря…
Он бы и сейчас сидел не в дозорной бочке, а за столом библиотеки, над атласом моллюсков и инфузорий, если бы не профессор Коллет. Добрый, чуткий Коллет! «Видите ли, одна зверобойная компания просит меня сделать рейс на ее судне и подумать, как лучше искать лежбища тюленей; но я полагаю, что вы справитесь с этим не хуже меня». Наверное, добряк Коллет просто заметил, что студента тянет на вольный воздух, и устроил эту поездку.