Лидия Обухова - Любимец века. Гагарин
В комнате за столом сидел Ленин. Он поднялся и подошел к ним, сказал несколько приветственных слов. Ростом оказался невысок, а в лице его прежде всего бросались энергия и подвижность черт. Взглянув на румяную Марусю, на ее совершенно еще детские глаза, устремленные на него с любопытством и доверием, Ленин спросил, не страшно ли ей идти в бой.
Но что такое бой, раны, смерть, Маруся по молодости лет просто еще не понимала и честно ответила, что нет, ни капельки не страшно.
Ленин, возможно, едва приметно вздохнул. Она этого тогда бы не заметила и не поняла.
Времени оставалось мало. Ленин выступил перед отрядом с напутствием - и вот уже сбитые сапоги застучали по торцовой мостовой, на ходу приноравливаясь и стараясь шагать в лад. Маруся тоже шла в рядах со своей санитарной сумкой, еще не ведая, что оставляет позади самую значительную минуту своей жизни - встречу с вождем революции...
Сестры Матвеевы - Мария, Анна и Ольга – всегда шли со своим веком наравне, не отставая от общего движения и не жалуясь на тяготы. Привязанность их друг к другу с годами оставалась прежней.
При первом слухе о разделе помещичьей земли Матвеевы решили тронуться на родину. Поезда ходили плохо, еле добрались до Гжатска, а оттуда шли уже пешком. Стояло половодье, сырой ветер леденил промокших путников... Но таким приветом встретила их родная деревня, особенно когда вытопили печь, что показалось, все трудное позади. Это было обманчивое облегчение. Вскоре отец умер. По деревне прошел тиф: за две недели три покойника в доме! Анна осталась в родительской избенке круглой сиротой с двумя младшими на руках - Колей и Олей. В пятнадцать лет она пахала, боронила, косила, возила дрова из лесу.
- Если б сиротой не осталась, я, может, и не вышла замуж в чужую деревню. Двадцати мне еще не сровнялось. Я ведь училась хорошо. Хоть и несколько классов кончила, а арифметику знала так, что всем своим детям помогала задачи решать. Только когда алгебру начали, я отступилась: алгебре меня не учили. Тогда в деревне мало было грамотных людей, и мое бы образование пригодилось, но муж был против.
- Не хотел, чтобы женщина занималась неженскими делами?
Она неопределенно пожала плечами.
- Он вообще с норовом. И Юре после шестого класса твердил: иди да иди в ремесленное. Сам плотник хороший и профессию выше всего ценит...
На этом нас и прервал Алексей Иванович Гагарин, явившись с непокрытой головой, заросший седым ежиком, и хоть пожал руку сухой маленькой рукой, но смотрел в сторону, раздосадованный моим вторжением. Был он низкоросл, сердит, с очень яркими синими глазами. Вопреки неприветливости его внутренняя энергия и независимость, ревнивая любовь к памяти сына произвели хорошее впечатление.
Часы пробили шесть. Низкое вечернее солнце светило в стеклянную стену этой парадной, словно бы и нежилой, комнаты с красной ковровой дорожкой, как в учреждении, с огромными плакатными изображениями Юрия Гагарина, его фотографиями на полстены, раскрашенными и черно-белыми, с чьими-то подарками - бюстиком Шевченко и лицеиста Пушкина, а рядом с телевизором еще и старика с бородой, в длинных волосах, со взглядом улыбчивым и близоруким, что было заметно даже в гипсе. Был он чем-то похож на Циолковского, калужского учителя, в общем на человека из прошлых времен, и оказался отцом Анны Тимофеевны, питерским рабочим и революционером, так что действительно, явственная печать девятнадцатого века на его облике не обманула. Слепок сделан недавно по фотографии ленинградским скульптором.
Глаза Анны Тимофеевны с мимолетной нежностью глянули в сторону отца. А еще она оживилась и заулыбалась, когда достала на прощанье фотографии, домашние, обыкновенные, - и между ними младшего сына Бориса, его жены, самой Анны Тимофеевны с девочкой-первоклассницей в полной школьной форме. У внучки привлекательное смышленое личико. Этот дом был не таким пустым, как показалось вначале. Жизнь продолжалась и в нем.
...На закате гжатские обугленные маковки приобрели живые изящные очертания. По пепельно-розовому небу к ним слетались птицы; в теплом воздухе носились звонкие выклики.
Почти левитановской стала и недвижная Гжать с единственным рыболовом на берегу. Почернели круглые листья кувшинок; воздух густел, густел и неприметно переходил в сумерки. Но еще долго вели свою вечернюю, охоту ласточки.
Когда они вьются высоко, это предвещает погожий день. С забубённым писком черным дождем падали сверху стрижи. Стрижи в самом деле как будто стригут небо; щелкают звонкие ножницы, и вот-вот посыплются во все стороны голубые лоскутья.
Нет, до чего же неугомонны здешние птицы! Их сви-ристенье, клекот, щебет, свист так и стоят в воздухе, хотя темнеет на глазах. Жалко расставаться с днем? День был простой, обыкновенный, щедрый и солнечный. Первый мой день на родине Гагарина.
КЛУШИНО В СТАРОДАВНИЕ ВРЕМЕНА
Хотя в тот уже далекий мартовский день, клонившийся к вечеру, подернутые поволокой глаза еще безымянного малыша открылись впервые именно в Гжатске, но младенчество и раннее детство его прошли в селе Клушине. Там, где текла хлебопашеская жизнь нескольких колен предков, была и его родина.
Изба Гагариных стояла предпоследней на западной окраине села, неподалеку от большой ветряной мельницы. Сейчас ни этой мельницы, ни старого гагаринского дома нет. Клушино вообще слишком часто попадало на проезжую колею истории; разорение, пожары, войны то и дело перекраивали его внешний вид. Но окрестность мало изменилась.
Край здесь равнинный. Как яблочко по тарелочке катится невозбранно взгляд по лугам и полям, натыкаясь лишь на копны сена с перекрещенными вверху жердями да на далекие, подобные разбредшимся муравьям, стада. Кустарник, травяные канавы, холмы, длинная полоса пыли по проселочной дороге - вот это и есть земля, над которой клубится облаками высокое, как лоб великана, небо.
Если отойти шагов на двести от огородов, встать посреди луговины в редких ромашках и бубенцах конского щавеля, приметив для ориентира иглистый куст чертополоха, то откроются сразу все четыре стороны света. И каждая будет приукрашена сиянием соответственно часу суток - рассветным или закатным, полуденным или полуночным.
Когда в августовском предвечерье, заслоня низкое солнце, облако на западе станет похоже на сизый дредноут, его восточный собрат, легкий белый, проплывет невесомо, собирая на себе, как парусный кораблик, дневной отблеск, В такой час верховой пастух гонит стадо мышастых коров на вечернюю дойку, а привязанные к колышкам козы настырно мекают, призывая хозяйку. Не дожидаясь сумерек, примется тарахтеть движок; задымится летняя кормокухня. В деревенских садах яблоки-падунцы безостановочно, как удары маятников, валятся в траву с глухим укорливым стуком...
