Леонид Вегер - Записки бойца-разведчика
Справа недалеко — Петька. Фёдора нет. Надо подниматься. Как это можно сделать? В очередной раз жалею, что на голове нет каски. Пару недель назад, в очередном марш-броске, шатаясь от усталости, мы сбрасывали с себя всё, что только можно — каски, противогазы, штыки, гранаты, патроны.
Не поднимая головы, скашиваю глаз, смотрю: Фёдора слева по-прежнему не видно. Но чуть дальше справа и слева кто-то равняется со мной. Пора. Сжимаюсь, подтягиваю под себя руки и ноги. Опять боком отползаю в сторону, немного выжидаю, вскакивая и бегу.
Разведка боем
— Поступаете в распоряжение капитана, — говорит, указывая нам на незнакомого артиллериста, комвзвода Ваня.
Тот скептически оглядел наш малочисленный разведвзвод, и повёл нас на передовую.
За минуту до этого ординарец комбата, выйдя из штабной землянки, мимоходом шепнул:
— Пойдёте в разведку боем.
Для нас это самое худшее, что может быть. Разведчики привыкли действовать ночью, скрытно. А тут иди в открытую атаку, без артподготовки, ради того, чтобы кто-то засекал огневые точки, из которых по тебе стреляют.
Обычно разведчиков берегут и на такие операции не посылают. Недотёпа — Иван не смог настоять, чтобы вместо нас отправили пехотный взвод. Да вдобавок, как всегда, с нами не пошёл.
Капитан ведёт нас грамотно. Это — не ночной путь, когда на передовую можно пройти напрямую, а сложный дневной маршрут, избегающий открытых мест. С полкилометра идём параллельно передовой под прикрытием откоса. Затем коротким броском перебегаем в соседний овраг (это место простреливается снайперами, и каждый день здесь появляются новые трупы). Оврагом доходим до нашей передовой. По окопу продвигаемся до самого конца и спускаемся к ручью. Вдоль него, за зарослями ивняка, движемся к речке, разделяющей нейтральную полосу.
Берег реки почти весь усеян трупами наших солдат. Все они почему-то азербайджанцы. Видимо, рано утром их часть сконцентрировалась здесь для атаки, но промедлила и попала под сильный огонь с противоположного высокого берега. Через день-два этим же путём должен будет идти и наш батальон. Поэтому выявить немецкие огневые точки, конечно, необходимо. Вот только жаль, что ценою кого-то из нас.
Место нам знакомо. Мы несколько раз в предрассветные часы ходили здесь, рассматривая содержимое полевых сумок убитых. Но однажды снайперский выстрел раздробил автомат на животе помкомвзвода Клочкова. С тех пор мы обходим это место. Сейчас мы тоже обошли этот участок стороной и по короткой ложбине пошли к реке.
Не доходя метров десяти до берега, сели, и капитан произнёс короткую речь:
— Объясняю задачу. По моей команде форсируете реку. Немцы открывают огонь. Я засекаю огневые точки.
Капитан достал планшет, вытащил карту и карандаш и скомандовал:
— Вперёд!
Что будет дальше я представил себе чётко. Хотя мне было 18 лет, я уже месяц воевал в разведвзводе и был опытным бойцом. Сначала ребята будут тянуть время. Один станет перематывать обмотку. Нельзя же бежать в атаку с болтающейся обмоткой! Другой начнёт поправлять патрон в диске автомата. Третий — подтягивать ремень и плотнее натягивать ушанку. Новички, глядя на старших товарищей, тоже найдут неотложные дела, чтобы оттянуть роковую минуту. Глядя на это, капитан повторит команду, сопровождая её матом, и взвод побежит к реке. Пока мы будем её форсировать, по нам будут бить из винтовок и пулемётов. И для кого-то из нас это будет последняя купель.
Итак, была отдана команда «вперёд!». Не дожидаясь повторения, я вскочил и один помчался к реке. Краем глаза засёк недоуменные взгляды сидящих ребят. Но я уже влетел в воду и что было сил понёсся вперёд. До нёмецкого берега, густо заросшего ивняком, было метров пятьдесят. Всё время сверлила мысль, что вот-вот справа с холма в меня ударит пуля. Бежать было трудно. Вода доходила до пояса и казалась очень плотной. Шинель болталась между колен, тормозя бег. Галька выскальзывала из-под ног. Холода я не замечал, хотя дело было в декабре. Но противоположный берег приближался, река становилась мельче, и вот я уже невредимый плюхаюсь на берег между двух корней. Оглядываюсь назад. Ребята входят в воду. Справа застрочил пулемёт…
Вечером везучий Клочков, опять оставшийся в живых, выхлопотал у старшины две фляги спирта. Каждый получил двойную порцию. (В нашей части было принято давать спиртное не до, а после атаки — оставшимся в живых доставалось больше.) Перед первой помянули уплывших по реке. После второй я задумался: «А честно ли я поступил, когда бросился первым, не дожидавшись остальных? Ведь я был уверен, что нёмцы не сидят, прильнув к прицелам, и что я скорее всего успею проскочить. Вспомнились слова из каких-то старых присяг: «Не пожалей живота своего». А я ведь пожалел».
Через час меня вызвал комвзвода.
— Тут нам выделили награды. Я решил представить тебя к медали «За боевые заслуги».
— Не надо, Вань, — сказал я, всё ещё мучаясь сомнениями. — Я её не заслужил.
Иван взглянул на меня оценивающе и, решив, что я недоволен столь малой наградой, произнёс:
— Ладно, дадим «За отвагу».
Я продолжал отказываться.
— Ну, больше я дать не могу. Орден выделили только один, и то для меня. А медаль ты вполне заслужил. Капитан рассказал, что ты первым бросился в атаку, и за тобой пошёл взвод.
— Ну, хорошо, — сказал я. А про себя подумал:
— Пусть будет, как будет. Как решит судьба.
Медаль я так и не получил.
Как становятся оптимистами
Сальские степи. Декабрь 1942. Очередной марш-бросок. Уже 10 часов молотим и молотим ногами. Усталость овладела всем телом. Периодически кто-то падает, через него переступают, идут дальше. Более сознательные прежде чем упасть делают два шага до обочины и валятся там. Говорят, что сзади идёт машина и подбирает лежащих. Большой соблазн тоже отдаться во власть усталости и свалиться. Гордость не позволяет.
Давно выброшены противогазы и штыки, выбрасываем каски, освобождаемся от всего, что хоть что-то весит, выбрасываем патроны и гранаты.
Я расстался со своим штыком месяц назад, едва придя на фронт. Расставание было драматическим… В училище благодаря быстрой реакции я хорошо фехтовал. Комвзвода на занятиях по штыковому бою вызывал для демонстрации именно меня. Поэтому в мечтах я представлял себе, как, придя на фронт, отличусь в штыковом бою. Попав на фронт, я бережно относился к своему трехгранному другу, хотя остальные солдаты выбросили их после первых же походов. Мой штык создавал для них неудобства. Особенно ночью, когда мы вповалку и в тесноте спали на полу. Но, несмотря на их «просьбы», я его не выбрасывал и ждал рукопашной. Проснувшись однажды утром позже других, я увидел, что штыка нет. Ребята ухмылялись. Если в кино о Великой Отечественной вам покажут рукопашную схватку, не верьте, это ложь.
