Котэ Махарадзе - Репортаж без микрофона
Потрясающе! Нет, наверное, другого события из какой-либо области человеческой деятельности, которое смогло бы вот сейчас, в эту минуту, заставить половину человечества припасть к Телеэкранам, затаить дыхание и переживать перипетии зрелища. И все это благодаря «чудо-ящику» — конечной точке деятельности всего сложного телевизионного хозяйства. Телеэкран превратил спорт в объект глобального интереса. А то, что футбол давно уже вышел за рамки только спортивного события, интересного телевизионного зрелища, подтверждают факты. Достаточно привести один пример — сослаться на сообщения из газет в дни XII испанского чемпионата мира, когда на некоторых театрах военных действий появлялись парламентеры с белыми флагами в руках и договаривались о перемирии, прекращении огня на время финального матча с участием сборных Италии и ФРГ. Таких фактов можно привести множество.
Ясно, что всего этого не могло бы быть без телевидения. Благодаря ему и только с его помощью вышел футбол на мировую арену. Хотя почему только мировую, когда за футболом давно уже наблюдают космонавты, находящиеся на орбите? И когда человек шагнет в другие галактики, непременно возьмет с собой и визуальный телевизионный ряд футбольных состязаний, и тогда словосочетание «мировая арена» окажется несколько тесноватым для футбола.
Но есть еще небольшое промежуточное звено, соединяющее стадион и зрителя, без которого контакт между ними невозможен. Это — комментаторы. Что и говорить, хорошие комментаторы пользуются всенародной любовью. Всей Аргентине известен любимец публики «сеньор Гол» — его иначе и не называют. Испанцы верят каждому слову, каждой мысли телекомментатора Мигеля Вилы, мексиканцы обожают Мигеля Фернандеса. В Польше авторитет Яна Чижевского непререкаем. В Венгрии были Дьердь Сепеши и Януш Сени. Добрый, с хрипотцой, голос Вадима Синявского пленял всех в Советском Союзе. Затем Н. Н. Озеров — премьер советского спортивного репортажа — открыл новую страницу телевизионного стадиона. Как-то Николай Николаевич показал мне различные свои удостоверения. «Почетным членом» чего только он не состоял — почетный пионер, пограничник, железнодорожник, медик, библиотекарь, агроном, мелиоратор и т. д. и т. п. Да всем хотелось считать своим коллегой этого интереснейшего человека. Любовь народа к таким людям бывает просто безмерной. Она не возникает просто так, за здорово живешь. Все это, конечно же, по заслугам. Когда твой труд в эфире превращается в эфемерный, когда телезритель говорит, что лучше выключить звук, нежели слушать этого… болтуна (проявим необходимый в этом случае такт. На деле, конечно, выражения похлеще), тогда, естественно, ни о какой любви к комментатору не может быть и речи. Что же получается? Вместо единомышленника, помощника и друга, он превращается в субъект, мешающий восприятию игры. Так вот, чтобы не попасть в категорию таких комментаторов, надо трудиться… как-то не подходят привычные выражения — «не покладая рук», «в поте лица» и т. п., скорее, с «дьявольским остервенением и самоотдачей». Ведь тебе доверили микрофон, тебя слушают миллионы. Микрофон… Был бы он, положим, у Петра, ему бы покорился мир. Был бы микрофон вмонтирован в мундир Наполеона в его последней битве, он мгновенно сообщил бы верному служаке, но немного ограниченному маршалу Груши, по какой дороге быстрее дойти до Ватерлоо, и, возможно, еще много лет другой бы жизнью жить Европе. А у нас он в руках как обычное, каждодневное орудие производства. Но не надо забывать, что требует он к себе очень внимательного, я бы сказал, трепетного отношения.
Абсолютно убежден, что беседовать с телезрителем имеет право только интересная, с широким диапазоном и большими познаниями личность. Как-то на вопрос журналиста, как я готовлюсь к предстоящему репортажу, я коротко ответил: «Специально никак, а, в общем, всю жизнь». Готовиться к отдельной передаче, собирать материалы и досье необходимо, но это всего лишь косметика, а полная и постоянная готовность, опыт и знание дела приобретаются годами и продолжаются всю жизнь…
Близко сошлись в моей жизни, иногда переплетаясь, две профессии. Профессии разные и схожие одновременно. Многие годы я служу этим двум своим господам, всячески стараясь быть верным обоим. С высоты прожитых лет смею утверждать, что эти профессии, в своей основе, непременно должны нести добро, и это — главное. Иначе ни артист, ни комментатор просто немыслимы. К. С. Станиславский даже тем артистам, которые готовили роли хрестоматийных злодеев, скажем Яго, Макбета или Ричарда III, советовал кропотливо искать и, найдя, максимально подчеркивать места, где они добрые. Ведь подчеркивая в роли и неся в жизни добро, всегда четче и ярче оттеняется зло. А показать это или дать почувствовать людям — само по себе добро. Актеров часто спрашивают, как они себя чувствуют в отрицательных ролях. Праздный вопрос, любительский. Великолепно должен чувствовать себя артист, хорошо сыгравший Клавдия, и актриса, полностью раскрывшая сложный характер зловещей Лукреции Борджии. Чем полнокровнее и глубже, тем лучше. Цель одна — во всей своей многогранности показать и раскрыть природу зла. Ведь и у автора та же
Цель. Неудовлетворенность может появиться только тогда, когда эта цель не достигнута, когда актер посредственно сыграл роль. Чем ярче показано зло, тем больше оттеняется добро. А поклонники, обожающие артистов, исполняющих роли положительных героев, мысленно приписывающие им все добрые качества созданных образов и, наоборот, ненавидящие исполнителей отрицательных героев, отождествляющих природу и характер артистов с сыгранными ролями, давно отошли в прошлое, но если где и остались, то это, скорее, пережитки вчерашнего дня, а не современная оценка актерского мастерства.
Я актер с головы до пят. С детских розовых мечтаний и по сей день ни разу не пошатнулась моя жизненная позиция в этом вопросе, моя любовь к театру. Но так уж случилось, что по дорогам мира и перекресткам жизни, из страны в страну, через моря и океаны, с континента на континент вел меня спорт, и больше всего футбол. Десятки, сотни раз приходилось мне ездить за тридевять земель для того, чтобы увидеть чудо-спектакль, именуемый футболом, который нигде и никогда не повторяется и финал которого непредсказуем. Европа, Азия, Африка, Южная и Северная Америка — все континенты, кроме далекой Австралии, поочередно предстали перед моими глазами. Я ходил по маленьким улочкам Веймара с растянутыми в разные стороны руками, касаясь пальцами одной руки дома, где родился Гете, а пальцами другой руки — здания, где творил Шиллер. Веймарцы рассказывают: Генриха Манна спросили, не обижает ли его тот факт, что младший брат Томас Манн более известен и признан. Генрих Манн поведал в ответ следующую быль.
