Варлен Стронгин - Михаил Булгаков. Морфий. Женщины. Любовь
Впрочем, не будем забегать вперед в рассказе о сложном клубке их отношений, который я попытался распутать в меру своих сил и прибегая к довольно скудному, как оказалось, биографическому материалу, оставленному историей. Мой путь к разгадке судеб Михаила и Таси, точнее к версии их развода, был длинен по времени, и к своему решению я пришел почти через двадцать лет после встречи с Марией Антоновной Литвиненко. Не сомневаюсь, что мне мог бы помочь своим советом, поделиться со мной знаниями о жизни Булгакова Девлет Азаматович Гиреев, но наша встреча не состоялась, хотя я приезжал во Владикавказ еще трижды.
О Гирееве мне рассказывали Мария Антоновна и его коллега по кафедре в университете Мина Алибековна Тахогоди. До войны Девлет Азаматович учился в пединституте на кафедре литературы у Леонида Петровича Семенова – известного лермонтоведа, этнографа, археолога, фольклориста. Выпускник сорок первого года, Гиреев воевал, затем работал экскурсоводом, вечерами писал диссертацию, которую успешно защитил, став кандидатом филологических наук, а затем доцентом пединститута, получившего значительно позже статус университета.
По рассказам моих собеседниц, Девлет Азаматович был любимцем студентов. Одаренный неповторимой кавказской красотой и мудростью, вежливый, демократичный и мягкий по натуре, внимательный к своим ученикам, он не мог не нравиться им. Его называли осетинским Андрониковым, так как он с успехом выступал по телевидению, находя разнообразные и увлекательные литературные темы.
Однажды в летние каникулы он отправился вместе со студентами на уборку урожая в далекий от города совхоз. Работали на жаре. Студенты попросили его отвезти их на несколько часов в город – помыться и сменить одежду. Он повез их на своей легковушке, в которую набилось восемь человек. На одном из крутых поворотов горной дороги машину бросило в кювет… Ушел из жизни прекрасный человек. Осталась его книга «Михаил Булгаков на берегу Терека», в ней описана не только жизнь Михаила и Таси и их окружения во Владикавказе, а целая эпоха, и будет не в обиду сказано другим булгаковедам – авторам солидных научных монографий о жизни и творчестве великого писателя, что книга Гиреева не столь полновесна, как их творения, не столь солидна, но живее, динамичнее, читается легко, так как написана на одном дыхании. В ней могут быть биографические неточности, в которых, видимо, справедливо упрекали Гиреева коллеги, но он был первым, кто решился рассказать о писателе, рукописи которого хотя и не сгорели, но тщательно скрывались от народа. И он, взявшись за эту книгу, знал, на что идет, рисковал карьерой, но, обладая бесценными материалами, не мог не обнародовать их. Вместо эпиграфа он написал: «Светлой памяти Константина Михайловича Симонова – первого читателя рукописи этой книги и доброго советчика – посвящаю».
Я могу лишь утверждать, констатировать, что без книги Девлета Азаматовича Гиреева никогда бы не появилось мое повествование о Михаиле и Татьяне Булгаковых.
Мария Антоновна Литвиненко после войны работала начальником Управления культуры города Орджоникидзе, которому впоследствии вернули его первоначальное имя, а в 1944 году задержал здесь ее, москвичку, находящуюся в эвакуации, полюбил красивый и незаурядный человек – Хазби Саввич Черджиев, и они поженились. Он начинал работу экскурсоводом в пятигорском домике Лермонтова, затем преподавал русскую литературу, создал из осетин группу первых критиков. Я познакомился с ним случайно, подсев за столик в ресторане «Владикавказ» к Марии Антоновне. Высокий седоватый человек с умными глазами внимательно посмотрел на меня, пытаясь понять, что я за личность, чем интересуюсь и почему приезжаю во Владикавказ. Хазби Саввич знал, что я интересуюсь Булгаковым, но, видимо, ничем не мог помочь мне в этом вопросе и рассказывал интересные случаи, известные ему.
– Помню, как в наш город приезжала жена Орджоникидзе – Зинаида Ивановна, с которой он обручился в ссылке, приезжала на открытие памятника своему мужу, чьим именем, как вам известно, назывался город. Полная достоинства женщина, дочь священника. В горкоме партии возник переполох. Там знали, что Серго в опале у Сталина. Не знали, кого послать на встречу с гостьей. Судили, рядили и выбрали меня как самого молодого работника. Но что я мог сделать? Как встретить? Купил цветы и подарил их жене Орджоникидзе на вокзале. Отвез в гостиницу на трамвае. Я извинился перед нею за неподготовленность встречи. Она насупилась, сжала губы и сразу после формального открытия памятника, почувствовав к себе и покойному мужу явное неуважение и даже недоброжелательство, потребовала немедленно отправить ее в Москву. Мне было стыдно…
– Хазби Саввич вас заговорил совсем, – заметила мне Мария Антоновна, – но пока он развлекал вас своими историями, я вспомнила, что еще до сих пор жива машинистка, печатавшая первые пьесы Булгакова. Она работала вместе с ним в Подотделе искусств. Потом переехала в Грозный. Тамара Тонтовна Мальсагова. У кого бы достать ее телефон? Кажется, он есть у Мины Алибековны Тахогоди.
Я не верил своим ушам. Я был счастлив, что жив человек, не только знавший Михаила Афанасьевича, но и печатавший его пьесы, считающиеся пропавшими. Мальсагова должна помнить его жену. Ведь та с Михаилом мало разлучалась. Вместе с ним работала в театре… И город был сравнительно маленький. Многие жители, особенно из числа интеллигенции, знали друг друга. Я звоню Мине Алибековне.
– А вы лично что-нибудь помните из тех времен, времен вашего детства? – с надеждой на удачу интересуюсь я.
– Помню, – вздыхает Мина Алибековна, – помню, как нас выселяли красноармейцы. Из нашего дома. Выбрасывали вещи на улицу. Хохотали. Особенно когда увидели комнатку, приспособленную под небольшой неглубокий бассейн, нашу детскую утеху в жаркие дни. Стали киркой и лопатами рушить кафель. Это мне запомнилось, а в театр я не ходила. Была еще очень маленькой. Позвоните Тамаре Тонтовне и передайте привет от меня. Надеюсь, не забыла. Фамилию Тахогоди хорошо знали во Владикавказе. Брат мой был блестящим офицером. Остался на родине. Любил город, людей. Первые годы после революции его не трогали. Он только ходил отмечаться в ЧК, каждый месяц. Один его друг не выдержал и сказал чекистам все, что о них думает, и вообще о новой власти. Чекисты со вниманием выслушали его, поблагодарили за откровенность, проводили в подъезд и застрелили выстрелом в затылок. После этого случая отношение чекистов к бывшим белым офицерам явно ухудшилось. Опасаясь ареста, брат уехал, и о судьбе его я ничего не знаю. – Голос ее задрожал, и я, поблагодарив Мину Алибековну, попрощался с нею.
