Мишель Хоанг - Чингисхан
Эти имперские владения, не знавшие равных, были выкованы Тэмуджином и превращены в единый монолит острием сабли за последние двадцать лет жизни, двадцать предыдущих лет ушли на борьбу за сплочение кочевых монгольских племен в единое целое. И эта империя должна была не только пережить его, но стать еще больше и могущественнее. Так решил Чингисхан.
Прежде всего, исчезновение великого хана не должно было ни в чем задержать проводившиеся военные операции. Война против империи Си-Ся и так уже тянулась слишком долго. Недалеко от Желтой реки массивные военные укрепления города Нинся надежно защищали его от взятия приступом. Пришлось окружить город, чтобы путем полной изоляции вынудить его сдаться. Не имея ни малейшей надежды получить подкрепление извне, его защитники вынуждены были склонить голову: в результате начавшихся с монголами переговоров Ли Ян, правитель империи минья[3], принял тягостное решение предложить Тэмуджину свою капитуляцию по истечении месячной отсрочки. Если бы скрыли кончину хана, монарх Си-Ся сдался бы, как было предусмотрено. Напротив, если бы осажденные узнали о смерти Тэмуджина, они могли бы медлить с капитуляцией или даже отменить свое решение.
Итак, Ли Ян был оставлен в неведении о фатальном событии. Когда он предстал со своей свитой на позициях монголов, то был схвачен и немедленно казнен в соответствии с последними инструкциями Чингисхана. Затем монголы вошли в осажденный город и перебили почти всех жителей Нинся.
С исчезновением хана не только военные операции и политика оказались под угрозой — встал вопрос о власти. В самом деле, Тэмуджин разделил свою огромную империю между сыновьями. Джучи, старший, получил степи Западной Сибири и Туркестана и — заранее — земли, которые будут завоеваны на западе. Но он умер в феврале 1227 года, на несколько месяцев опередив отца, и его наследство перешло к сыновьям, из которых наиболее известен Батый. Джагатай (Чагатай) получил бывшее Каракитайское царство, восточный и западный Туркестан. Угедей, третий сын, получил инвеституру: он был назначен преемником Чингисхана в великом ханстве, и вся огромная территория, расположенная по обе стороны озера Балхаш, отходила к нему. Наконец, согласно обычаю, младший сын Толуй получил исконные отеческие земли, колыбель монгольского народа, территорию, в центре которой брали свой исток три священных реки Монголии: Онон, Туул (Тола) и Керулен. К нему также переходило командование ста тысячами воинов из ста-тридцатитысячного войска, составлявшего тогда монгольскую армию. Благодаря этой великолепно обученной коннице Толуй мог обратить свои надежды к уже намеченной добыче — Южному Китаю.
Этот передел на огромные княжества не означал грядущего распада империи, совсем наоборот. Тэмуджин четко изложил свои планы будущих завоеваний. Летописцы утверждают, что, лежа на смертном одре, он дал по стреле каждому из находившихся там сыновей и внуков и попросил их сломать стрелу, что они легко сделали. Тогда, взяв то же число стрел, хан сложил их в пучок и вновь попросил сломать их.
Это никому не удалось, и тогда Тэмуджин дал своим потомкам такой совет: «Будьте едины, как этот пучок из пяти стрел, чтобы вас не сломали поодиночке». После раздела каждый из удельных князей обязывался безоговорочно подчиняться Угедею, на которого была возложена миссия осуществить великую мечту Чингисхана о дальнейшем покорении Востока, Запада и Юга. Корейский полуостров, Южный Китай, турецкий и персидский Средний Восток — таковы были ближайшие цели завоевателей Средней Азии. Империя продолжала жить.
Во весь опор помчались гонцы, чтобы сообщить князьям и главам кланов о смерти верховного правителя и созвать их на курултай — родовой совет удельных князей и знати, — где будут назначены преемники и обнародованы распоряжения покойного о передаче власти.
Часть войска стояла у подножия Кавказских гор, другая — у индийских границ Кашмира, но каждый военачальник — член высшего совета — получил приказ оставить все дела, доверить завоеванные города гарнизонам и немедленно явиться в большую Орду (ordu), кочующий двор хана, который находился тогда в районе Каракорума. Несмотря на заставы перекладных лошадей некоторым понадобилось три месяца, чтобы достичь центра Монголии. Тем временем генеральный штаб готовился к предотвращению возможных попыток мятежа в вассальных племенах, всегда готовых восстать в период политической нестабильности или ослабления власти центре.
Оставив основную часть армии, занятую грабежом столицы империи Си-Ся и сортировкой пленных, железная гвардия Тэмуджина приступила к последним приготовлениям, прежде чем проводить покойного властителя в его родную страну. Миссия, сопровождавшаяся политической инструкцией: еще раз проблемы внутренней стабильности, как и дипломатии, предписывали заговор молчания о судьбе властелина мира.
В конце августа 1227 года, предоставив первым осенним ливням бесконечную каменную гусеницу Великой стены, удивительный кортеж покинул излучину Желтой реки, держа путь на север через необъятную пустыню Гоби. Караван состоял из тысячи воинов железной гвардии Тэмуджина. Это была элита армии Чингисхана, почетная гвардия: самые доблестные воины, блестяще владевшие мечом, и конные лучники, не знавшие промаха. Многие из них, отмеченные безобразными шрамами, воевали на полях сражений Трансоксиании[4] или Хорезма, служили своему вождю с величайшей верностью и полным презрением к собственной жизни. За ними следовала армия с обозом из тяжелых повозок, нагруженных военной добычей, и сотни животных: породистые жеребцы, запряженные волы, вьючные мулы и верблюды. Повозка, перевозившая бренные останки великого хана, была запряжена пятнадцатью волами, окружена сильным эскортом и увенчана знаменами с развевающимися по ветру конскими хвостами. Позади брели еще мелкие стада овец; пастухи, верхом на лошадях, все время подгоняли их, не давая далеко отстать от кортежа.
Длинный караван двигался так быстро, как только позволял рельеф местности: то это был бесконечный каменистый путь, по которому животным было трудно идти, то ровное и монотонное пространство сухой земли, рыхлой после прокатившихся над нею гроз. Время от времени однообразие пустынного пейзажа нарушали редкие участки пожелтевшей травы или заполненные грязью впадины. С вершины круглых пологих холмов, окружавших эти мелкие болотца, было бы трудно заметить маленький кортеж, который змеился посреди бесконечного одиночества песка и камней: люди и животные походили на подвижные островки, покачивающиеся на поверхности мертвого моря.
