Тур Хейердал - По следам Адама
Так ради чего же они воюют?
Раздавшееся с хоров пение отвлекло меня от моих антирелигиозных (или надрелигиозных) размышлений. Затем прошествовали два священника в своих великолепных белых одеяниях. Паства — все четыре человека — поднялась. Два свидетеля, мы — жених и невеста — и два священника между нами, стояли лицом к алтарю и к Господу, смотревшему на нас со стены. Только теперь я заметил, что на фреске не было прорисовано лицо. Наверное, это сделано специально, подумал я, чтобы не раздражать мусульман, чья религия запрещает изображать лица, особенно Создателя. Ведь и Библия, и Коран утверждают, что Он невидим. Но затем я понял, что все гораздо проще. Дождевая вода, стекая по стенам из-под прохудившейся крыши, смыла краску. Но только там, где было лицо. Мне не терпелось расспросить об этом священников. Позже они подтвердили, что все дело в дырявой крыше. Совпадение. Иногда я задаюсь вопросом — а есть ли вообще на свете такая вещь, как совпадение?
Я с трудом вслушивался в слова, произносимые священниками на французском и испанском языках и эхом отдававшиеся среди пустых стен. Скорее всего, речь в проповеди шла об Адаме и Еве, потому что вчера, когда мы летели сюда с Канарских островов, маленький отец Луи обсуждал со мной тему сотворения мира. Отца Луи многое интересовало, но прежде всего археология. Он давно переписывался с Жаклин, и именно его красочные рассказы об идолах, вырезанных из камня посреди Сахары, побудили нас впервые посетить Эль-Аюн пять лет назад. А теперь Жаклин уговорила его приехать сюда из мавританского города Нуадибу, где находился его новый приход. Из-за отсутствия нормальных дорог ему пришлось лететь самолетом до Канар. И вот сегодня он стоял на две алтарные ступеньки выше нас, рядом со своим начальником по церковной иерархии отцом Акачио, у босых ног Бога, нарисованного на стене, и казался ничуть не менее счастливым, чем мы с Жаклин, хотя мы олицетворяли собой те радости жизни, от которых он добровольно отрекся.
Нам было не по себе в гулкой пустоте собора. Что скажут, что предложат нам сделать эти два клирика? Но они смотрели на нас с дружелюбными улыбками, и Голубь мира парил высоко на стене, и все тревоги африканской жизни, казалось, отступили далеко в прошлое. Рядом с большим и более серьезно настроенным испанцем, похожим на гигантского, но доброго мишку, наш маленький французский друг в своей длинной белой робе священника напоминал младенца перед обрядом крещения. Об испанском священнослужителе мы мало что знали помимо того, что он являлся настоятелем этого храма, последнего оплота христианства на границе Западной Сахары, контролируемой силами ООН, и Алжира, где свирепствовали исламские экстремисты. Отец Акачио прекрасно представлял себе всю шаткость сложившейся ситуации, потому что он только что вернулся с церковной конференции в Марокко. Вместе с ним ездил его друг, архиепископ Оранский, о котором нам скоро предстояло услышать.
Впрочем, сейчас, когда мы стояли перед двумя священниками в белых одеждах, осененные крыльями священного голубя, проблема ненависти между различными последователями единого Бога любви казалась очень далекой.
Отец Луи светился от радости, и нам даже показалось, что именно таким должно было бы быть лицо у фигуры, нарисованной на стене храма. Он заговорил о любви. Об истоке любви. О сотворении мира.
— Мир был создан, когда Большой взрыв привел Вселенную в движение, — заявил он и с улыбкой посмотрел на меня.
Я покосился на второго священника. Тот стоял, благоговейно скрестив руки, и казался совершенно невозмутимым.
— Нельзя понимать буквально историю об Адаме и Еве и о сотворении мира за шесть дней, — услышали мы далее. — Ведь написано, что для Господа тысяча лет как один день, и один день, как тысяча лет. Вся Библия состоит из притч. Иисус почти всегда говорил образами. Адам и Ева — это символ любви, это автопортрет невидимого Бога. Легенда о прародителях была необходима для того, чтобы создать материальный образ Бога всеобщей любви.
«Как верно!» — хотелось воскликнуть мне. Я настолько разделял его мысли, что едва мог дождаться главного вопроса — согласен ли я жениться на Жаклин. Ведь мы и в самом деле рассуждали о теории Большого взрыва, когда летели на самолете с Канарских островов. И я согласился, что, хотя наука и установила, что Вселенная ведет свое начало от мощного взрыва, должны были существовать некие сверхсилы, которые организовали этот удачный взрыв, а затем привели к порядку хаос.
— А жених (биолог по профессии) признал, что за Большим взрывом должна была последовать тепловая волна такой силы, что без усилий Создателя ничего живого на Земле никогда бы не родилось, — продолжал святой отец.
Я действительно так говорил. И еще одна умиротворяющая мысль пришла ко мне в голову: если современная наука может прозвать могучую созидающую силу «Большим взрывом», то как можно отказывать нашим древним предкам в праве дать ей имя Аллаха или Господа? Нельзя не признать — вера в то, что мощь Большого взрыва может создать бесчисленное количество звезд, гораздо больше соответствует мышлению атомной эпохи, чем образ Святого духа, кротко парящего над водами. И пусть священник не обмолвился об этом, именно его слова привели меня к такому выводу. Еще меня поразило — как этот человек в белом одеянии, давший обет безбрачия, мог с такой теплотой говорить о любви. Для него понятие «любовь» не содержало ничего плотского, она жила в его душе, чистая и свободная, как птица. Большие взрывы могут порождать ненависть среди живых существ, но им не по силам вдохнуть любовь в мертвые атомы и холодные звезды. Любовь не обнаружить под микроскопом и не удалить хирургическим скальпелем, но она живет в наших сердцах, будь ты стриптизершей или священником в белой сутане.
Отец Луи посмотрел на одного из наших свидетелей и процитировал несколько строк из Корана в качестве свидетельства того, что пророк Мухаммед тоже прибегал к притче об Адаме и Еве. Невидимый Аллах создал мир за шесть явм, а явм — это не только день, но и период времени неопределенной длительности.
Христиане начали рисовать Бога на стенах храмов где-то в начале средних веков, а мусульмане до сих пор не допускают у себя в мечетях никаких изображений людей. Священники, один по-французски, другой по-испански, говорили о Боге в соответствии с древними канонами. Их Бог вовсе не походил ни на морщинистого старика с белой бородой, ни на мужчину, ни на девственницу. Символический портрет Создателя — это нечто, объединяющее мужское и женское начало, зримый символ созидательной любви. Именно она вдохнула жизнь во время и пространство, привела Вселенную в движение и посвятила шесть дней своего времени тому, чтобы заселить пустынную планету мужчинами и женщинами, способными в девятимесячный срок воспроизводить новые поколения себе подобных.
