Альберт Ненароков - Верность долгу: О Маршале Советского Союза А. И. Егорове
Егорова утомляла непрерывность ежедневных нарядов, угнетала напряженность. Все чаще и чаще батальон назначали в конвой, на охрану тюрем, разгон демонстраций, предупредительное патрулирование и т. п. Практически армия находилась в состоянии войны с собственным народом. Высочайшие приказы лишь подтверждали это. 26 декабря начальник Главного штаба телеграфировал во все округа: «Государь император высочайше указать соизволил, что на выстрелы войска обязаны отвечать выстрелами же и сокрушать малейшее поползновение вооруженного сопротивления». 4 января 1906 года Воронцов запретил всевозможные отпуска «ввиду особых условий службы в настоящее время и общего положения дел в крае».
Стачечное движение распространилось на все крупные города. В октябрьские дни 1905 года забастовали железнодорожники. Крестьянские выступления охватили горные и окраинные районы: Рачу, Лечхумы, Сванетию, Хевсуретию, Тианенский, Борчалинский и Ахалцихский уезды. Всюду свирепствовали карательные отряды.
Официальная пресса превозносила армию за ее верность присяге, царю и отечеству. В редакционной статье «Солдат и политика» газеты «Новое время» №10648 за 1905 год проповедовалась аполитичность армии, подчеркивалась мысль, что исполнение приказов есть гарантия силы в борьбе с хаосом и образец служения родине и народу. «Пришла пора доказать, что вас не зря растили и воспитывали на народные деньги, — обращалась газета к офицерам и солдатам. — Армия — оплот власти».
В приказе по округу Воронцов-Дашков подчеркнул ответственность офицеров за поведение солдат. Егоров эту ответственность понимал. И не только за солдат, но и за все, в чем вольно или невольно принимал участие: поход в горы осенью 1905 года против восставших крестьян, «содействие гражданским властям» в Тифлисе, командировка зимой и летом 1906 года в Гори и дальше для подавления «мятежа», в 1907, 1908, 1909 и 1910 годах гарнизонная служба в Тифлисе, Ахалкалаке и Ахалцихе, охрана линии закавказских железных дорог и т. д. и т. п.
Молодой поручик (очередное производство последовало 10 ноября 1908 года) преклонялся перед лейтенантом Шмидтом, возглавившим восстание моряков Черноморского флота, в то время как его собственная служба была отмечена первым орденом — орденом Св. Станислава 3‑й степени. Девиз ордена «награждая поощряет» убедительно подчеркивал, что между революционными мечтами и действительностью — дистанция огромная. Все это служило основанием для постоянного недовольства собой.
Одна была радость в Тифлисе — Варенька. Училась она еще в пятом классе гимназии, и многие из сослуживцев удивлялись, что ему, офицеру, за интерес проводить время с этой маленькой, застенчивой девочкой, у которой, по их мнению, только и было, что большие красивые косы. Родители Вари, поначалу очень недовольные столь частыми визитами поручика, видя его привязанность и преданность, смягчились. Они поняли, что Александр искал у них то, чего был лишен, — семейного очага и душевного тепла близких людей. Три года каждую свободную минуту проводил он у Васильевых, а весной 1911 года сыграли свадьбу, хотя Илья Федорович Егоров и не дал своего родительского благословения, поскольку невеста ему представлена не была.
В семье жить стало проще, спокойнее. И все же, когда в апреле того же 1911 года последовал приказ о его переводе на службу в 132‑й пехотный Бендерский полк, который возвращался в Киевский военный округ, Егоров покинул Кавказ без особых сожалений. Отныне и до самой Октябрьской революции его судьба будет связана с этим полком. Историю Бендерского полка весной 1917 года Егоров изложит в составленной им полковой памятке, чтобы «с любовью и желанием ярко ознакомить молодых бендерцев со славными делами полка»[8].
На новом месте
На новое место прибыл в мае 1911 года. Поначалу зачислен младшим офицером в 9‑ю роту.
Авторитет среди солдат и товарищей пришел не сразу. Через месяц на состязаниях по стрельбе из револьвера выбил право на приз. Потом это было не раз, но для морального самоутверждения этот, первый, имел большое значение. Осенью прошел месячную стажировку в пулеметной команде. Испытание выдержал удовлетворительно.
Считая, что «полевая фортификация и все виды укреплений должны быть усвоены, начиная с самоокапывания», которое он полагал «обязательным видом защиты в боевой обстановке», молодой командир учил солдат и вместе с ними учился сам мастерскому обращению с пехотной лопаткой. Потом Егоров вспомнит, как пригодилось им это в первом же бою, когда солдаты совсем было лопатки забросили, а под пулеметным огнем тотчас же о них вспомнили, каждый ее вытащил и стал окапываться, и много быстрей, чем на учении. «Хорошо еще, — добавит, — что поле было картофельное. А со второго дня лопатки с обоза все взяли, с собой стали носить»[9].
На плацу Егоров ежедневно учил солдат штыковым приемам рукопашного боя. «Острие штыка решает успех боя, — подчеркивал он и в 1937 году. — Огонь проложил дорогу, а захватить, удержать — это дело штыка»[10], т. е. прежде всего солдата.
«Мы солдаты старого времени и штыковой бой у нас достаточно сильно был поставлен, — отмечал Егоров, — и этим делом командир занимался, а не какой-то, простите за выражение, инструктор физической подготовки»[11].
…Учение, учение, учение. Каждый день тяжелый труд с утра и до вечера. Но молодой офицер успевал при этом следить и за новинками специальной и художественной литературы, и выбраться иногда с женой в театр, сходить в гости к друзьям, принять их у себя. Часто пел для гостей, а то и без них, просто для Вареньки.
Весной 1912 года Егоров подал рапорт о желании поступить в Интендантскую академию, открывшуюся незадолго до этого в Петербурге. В академию принимались офицеры всех родов войск, окончившие военные или юнкерские училища по первому разряду и имевшие стаж службы не меньше шести лет.
Кандидаты в академию в марте одновременно во всех округах и окружных интендантских управлениях подвергались предварительным испытаниям по математике, военной администрации и политической истории. Темы присылались академией. Ответы отправлялись в Петербург и рассматривались академической конференцией. Те, чей ответ был признан удовлетворительным, вызывались для сдачи вступительного экзамена.
Успешно выдержав предварительные испытания, Егоров выехал 17 августа в Петербург. И почти тут же по прибытии в столицу он получил из Киева телеграмму. В ней говорилось, что здоровье жены резко ухудшилось. Егоровы ожидали ребенка. Пришлось возвращаться домой, так и не приступив к экзаменам.
