Юлия Андреева - Многоточие сборки
Забавно – получалось, что я познакомилась со своим дядей!
Мы зашли к нему домой, пили чай и разговаривали. Игорь Николаевич оказался интересным собеседником. Он занимался астрологией, психологией, как и отец, практиковал йогу.
Несколько раз после этого мы встречались в городе, ходили вместе на семинары к Павлу Глобе и Рыжову, много разговаривали.
Так прошли осень и зима. Весной же мы с мамой подготавливали к лету сад, оставшийся нам после деда.
– Вот в этом доме, – мама показала в сторону знакомого мне дома, – живет твой дядя, сын твоего дедушки от первого брака, Игорь Котов, – шепнула она мне, когда мы стояли на остановке. – А вот и он сам.
Я хотела уже помахать Игорю Николаевичу, но рука вдруг повисла в воздухе, а я сама вытаращилась с открытым ртом и выпученными от удивления глазами. Там, куда показывала мама, на грядках стоял совершенно другой человек.
С того дня Игорь Николаевич перестал мне звонить, и больше я его не видела.
Странная история.
О лесном озере и его хранительнице
Я начала было рассказывать о Горском озере, куда нас после смерти дедушки услали из поселка, точно семью уличенных в ворожбе колдунов.
Кстати, название «Горское» происходит не от гор, как это можно вообразить. Никаких гор в том районе нет. Есть плавные холмы, покрывающиеся летом синими люпинами и красным иван-чаем. Плавные, точно очертания морского дна. Впрочем, так оно и есть. На месте Воейково, Колтуш, Павлово и ряда других примечательных населенных пунктов когда-то располагалось древнее море. Но не о нем речь, не о нем, а о бабушке Горской, в честь которой названо лесное озеро.
Как звали древнюю старушку Горскую, убей не помню. Когда-то, в незапамятные времена бабушка Горская, ища покоя и уединения для медитации, или же спасаясь от властей, нашла крохотное лесное озерцо и осталась жить подле него. Говорят, будто бы это случилось в незапамятные времена красного террора – сколько с того времени прошло лет? Но факт остается фактом: бабушка Горская жила на озере, когда нас выселили туда. Жила и зимой и летом, ухаживала за могилой, на которой росла крупная земляника, и за чашечкой чая могла рассказать историю мытарств белогвардейцев и, наверное, какие-нибудь иные послепотопные, как мне тогда казалось, истории.
Я дружила с праправнучкой бабушки Горской. Только она была уже не Горская. Не наградил Господь жизнелюбивую старуху носителями фамилии – сыновьями. Так и жила бабушка Горская подле своего Горского озера, охраняя его от злых сил. Может, и сейчас там живет…
Баба Лёка
Не люблю имя Елена – наверное, потому, что в нашем доме Елена звалась не иначе как Лёка. В семье моей бабушки Марии Васильевны было четырнадцать детей, то есть она была четырнадцатая, самая последняя, самая бешеная, огненная, сумасшедшая.
Если бы о моей бабушке Марии спросили у астрологов, те просто развели бы руками: Лев и Тигр – ядерное сочетание. Прошедшая войну бабушка обладала хорошо, а может быть, даже слишком хорошо поставленным командным голосом, была нетерпелива, вспыльчива и скора на расправу.
Вместо пожелания счастливого пути – коронная фраза: «Без головы домой не возвращайся», а вместо слова «быстро» – «Чтоб была как из пушки».
Черные, густые волосы и карие глаза выдавали в бабушке Марии неслабый процент цыганской крови. Еще бы – мой прадед Василий Александрович Мякотин был вообще фигурой таинственной и чуть ли не легендарной. Простой мальчик из приюта, что называется, ни роду ни племени не знавший, но отличавшийся заметными талантами в живописи, а также обладавший великолепным голосом, он всю жизнь пел в цыганском хоре а по выходу из приюта получил, опять же бог ведает откуда, поистине необыкновенный подарок – купечество второй гильдии.
Как? Понятия не имею. Но в бумагах он, житель Московской губернии, значился не иначе как купец второй гильдии. Удивительное рядом!
Правда, в своей жизни никакой коммерцией, насколько я сумела выяснить, Василий Александрович не занимался – рисовал, преподавал живопись, как я уже сказала, пел в цыганском хоре, растил детей.
Кстати, умер он, можно сказать, на боевом посту – у мольберта в окружении учеников. Его жена Евдокия ненадолго пережила смерть мужа, истаяв после внезапной потери словно свечка. Любящая театральные эффекты бабушка говорила обычно о смерти своих родителей: «Жили душа в душу и умерли в один день, папа в академии, а мама, когда ей сообщили о смерти мужа, сразу же в обморок упала – и на тот свет».
Но на самом деле после памятного обморока Евдокия прожила еще около года, уходя из жизни не одним красивым прыжком, а тихими, незаметными шажками не желающей приносить кому-нибудь еще горя христианки.
Впрочем, я начала говорить об особой внешности семьи моей бабушки Марии. Тринадцать детей были жгучими брюнетами, все довольно-таки фактурными и сильными, с определенной, свойственной всему дому Мякотиных лепкой лица.
Все, кроме одной из моих бабушек, самой старшей Елены, или Лёки. Первеница в семье в отличие от своих братьев и сестер была яркой блондинкой со светлой кожей и неукротимой наклонностью эпатировать публику.
Внешне же она, как ни странно, была изумительно похожа на своих чернявых братьев и сестер. Схожие черты лица, особенности фигуры, но только Лёка была как белая ворона среди своей чернявой цыганской родни.
После революции все старались как-то спрятать свое происхождение. С одной стороны, прятать особенно было нечего, купец второй гильдии – это еще не самое страшное, что могло быть, но прабабка Евдокия была из обедневшей дворянской семьи, у нее в Москве и Петербурге оставалось множество родственников, в том числе и священнослужителей, и это могло подпортить все дело.
Спасались каждый как мог, Лёка вышла замуж за красного командира и тем избегла репрессий.
Помню ее собственный рассказ о посещении званого обеда в Кремле, куда она была приглашена с мужем. Изящная, с хорошим вкусом молодая женщина оделась для этого приема в миленькую шерстяную кофточку, из-под которой выглядывали кружевные манжеты и воротничок манишки. Поддевать под толстую кофту блузку Лёка не решилась, так как было уже достаточно тепло и она боялась, что ей станет жарко.
Поначалу все шло вполне нормально, они поднялись по широкой лестнице в банкетный зал, уселись на заранее подготовленные им места, а дальше началось что-то.
Первым делом Лёке не понравились люди, сидящие с ней за одним столом, а еще более – напыщенная обслуга. Уж этим-то точно нечем было кичиться.
Не зная, чем поддеть халдеев, которые не столько ухаживали за гостями, сколько делали им ехидные замечания, она в конце концов взяла стоящую рядом с ней вазочку с черной икрой и, поставив ее перед собой как тарелку, начала демонстративно есть оттуда икру ложкой.
