Иван Прыжов - Московские дуры и дураки
Войдемте в его палату. Стены уставлены множеством икон, словно часовня какая. На полу пред образами стоит большой высеребренный подсвечник с местной свечой; в подсвечник «ставят» свечи. Налево низко молится странник с растрепанными волосами и в порыжелом от солнца кафтане. Направо, в углу, еще ниже молится баба. Прямо на диване сидит молоденькая девушка, а на полу возле него известная купчиха З-ая. Увидав нас, она встала, опустила на юбку свое платье, поднятое кверху, чтоб не замарать его на полу, подвела к нему под благословенье своего ребенка, потом сама подошла, потом поцеловала его руку и лоб, перекрестила его и вышла.
Направо в углу, на полу лежит Иван Яковлевич, закрытый до половины одеялом. Он может ходить, но несколько лет уж предпочитает лежать. На всех других больных надето белье из полотна, а у Ивана Яковлевича и рубашка, и одеяло, и наволочка из темноватого ситца. И этот темный цвет белья, и обычай Ивана Яковлевича совершать на постели все отправления, как-то обеды и ужины, (он все ест руками — будь это щи, или каша) и о себя обтираться, все это делает из его постели какую-то темногрязную массу, к которой трудно и подойти. Лежит он на спине, сложив на груди жилистые руки. Ему около 80 лет. Лоб высокий, голова лысая, лицо какое-то придавленное и так неприятно, что у меня не достало духу его рассмотреть. Он молчит, или почти не отвечает на все предлагаемые ему вопросы. Сторож ему и говорит: «Иван Яковлевич, что же вы не скажете ничего господам? скажите что-нибудь им?» «Я устал», отвечал он, но потом сказал кое-что очень обыкновенное, потому что видел около себя образованных людей.
Ниже увидим мы из свидетельства князя Долгорукого, что Иван Яковлевич лет по десяти не говеет. Явление понятное. И ханжи, про которых Болтин говорил, что они ходить в церковь не свое дело помышляют, и наши нищие, которые не знают, что такое причастие, что такое молитва, и Иван Яковлевич, наконец, никогда не говеющий — все это обыкновенные древнерусские явления. Кроме того у юродивых считалось достоинством всякое кощунство над религиозными и церковными предметами: говорили, что это они делают для виду, символически выражая свое богопочтение, и почитали их за это еще более. Так один юродивый, рассказывается в легендах, имел обыкновение бросать в церковь каменьями. Так Иван Яковлевич, по великим постам, велит приносить себе постные и скоромные кушанья (и ему приносят!), мешает их вместе, и сам ест и других кормит. И ханжи, которые дома не обходятся без постного сахару, едят у Ивана Яковлевича скоромные щи, веруя, что это богоугодное дело. Вообще же мешанье кушаньев имеет в глазах Ивана Яковлевича какое-то мистическое значение. Принесут ему кочанной капусты с луком и вареного гороху; оторвет он капустный лист, обмакнет его в сок и положит его к себе на плешь, и сок течет с его головы; остальную же капусту смешает с горячим горохом, ест и других кормит: скверно кушанье, а все едят. За обедом и ужином не запрещена Ивану Яковлевичу водочка. Считаю нужным привести здесь некоторые мои семейные воспоминания об Иване Яковлевиче.
Бабушка моя, тетушка и матушка были усердными почитательницами Ивана Яковлевича. У бабушки жила шутиха, некая Лизавета Ивановна, — старая, безнравственная девка, забавлявшая всех такими же штуками, какие Берхгольц видел при дворе Прасковьи Ивановны. Отправилась раз бабушка к Ивану Яковлевичу и взяла с собой Лизавету Ивановну, у которой тогда болела голова. Вот вошли они на двор «безумного дома»; Лизавета Ивановна шла впереди. Увидел ее Иван Яковлевич, гулявший тогда по саду, бросился на нее, повалил ее на землю, сел на нее верхом и начал бить ее по голове моченым яблоком, и бил до тех пор пока не измочалил все яблоко. Еле-еле убралась от него Лизавета Ивановна и, представьте, что сделалось! у нее с побоев перестала болеть голова!…
Из почитателей Ивана Яковлевича известны: упомянутая выше купчиха З-ая и ее муж, и г-жа Г-ая. Говорят, что у Ивана Яковлевича часто бывал покойный гофмаршал Олсуфьев, и когда он приезжал, то к Ивану Яковлевичу никого больше не пускали. Г-жа Г-ая имела в Москве судебное дело, в котором отказано ей было во всех инстанциях. Подавала она несколько просьб начальству, и кончилось тем, что ее обязали подпиской не беспокоить более начальства. Что ей делать? Она бросилась к Ивану Яковлевичу. Он ей сказал: не бойся! ступай в Питер и проси священника Александра. Она поехала в Петербург, говела там, исповедалась нарочно у священника Александра и выиграла дело. У нее же за долги было назначено в продажу имение. Завтра аукцион: что ей делать? она к Ивану Яковлевичу. Не бойся, говорит он ей, на своем мистическом языке, все будет хорошо! Она грешная не верит, идет домой, и что ж? ей дают взаймы денег, она платит их, и именье остается за нею! Но не ко всем добр Иван Яковлевич. Настоящих дураков и он даже гоняет от себя, особенно, когда они обращаются к нему с нелепыми вопросами. Приезжают раз к нему три жирные такие купчихи в тысячных салопах, и одна из них, беременная, спрашивает: кого она родит, мальчика или девочку? Иван Яковлевич выгнал их всех и не стал с ними говорить. Приехала к нему известная некогда красавица, купчиха Ш — а, и спрашивает его о чем-то, а он сказал подняв ей подол: все растрясла, поди прочь! В числе почитателей Ивана Яковлевича считается одно известное лицо, которое по его записочкам, написанным на клочке серой бумаги, оказывает покровительство его родственникам. Так например, племянник Ивана Яковлевича был переведен из села Петровского в село Черкизово. И вот теперь эти черкизовские родственники и хлопочут, как бы взять Ивана Яковлевича к себе и, таким образом, открыть у себя торговлю. Им помогает некто Верещагин. Говорят, что он прежде был дьяконом, потом женился на купчихе, был учителем, по ходатайству одного лица перед князем С. М. Голициным поступил в Совет, где по милости же князя, дослужился до коллежского асессора, потом поступил в монахи, а теперь опять сделался светским. Он подавал уже прошение, чтобы позволили взять Ивана Яковлевича из «безумного дома», но ему отказали. Теперь просьба эта возобновлена от Черкизовских и чем разрешится не известно. Вот, что мы можем теперь сказать об Иване Яковлевиче. Вызванные заметкою «Московских ведомостей», мы, в свою очередь, вызывали в «Нашем Времени» других, кто бы захотел обратить внимание на Ивана Яковлевича. Но, сколько нам известно, отозвался только один князь Голицын в «Нашем же времени», бросив в мир, окружающий Ивана Яковлевича, чем-то вроде проклятия, да «Отечественные Записки» перепечатали отрывок из нашей статьи. А ведь стоило обратить внимание! Иван Яковлевич не один на свете: есть легионы ему подобных. Подобных ему вы найдете во всех городах России, во всех углах ее. Около этих существ собирается всякая нечисть; в них верует, ими держится, от них расходится в разные стороны все, что ни есть враждебного народу, христианству, все что ни есть фанатического, суеверного, грубого, жестокого. То же самое, что Иван Яковлевич — Иван Дмитриевич, о котором мы уже упоминали. А вот где-то на Трубе живет персиянин, по имени Саид, который также предсказывает барыням и дает им талисманы от имени какого-то персидского бога. А вот, по временам, является в Москву какой-то монах, из греков, с голубем на железной палке, и проповедует он разные явления, окружающим его барыням и купчихам, из которых одна, говорят, пожертвовала ему до 200.000 рубл. на построение скита. Только и слышишь, что там-то отчитывают от нечистой силы, или мистически исцеляют от лихорадок, а там-то гадают на бобах, на картах на кофе; в Рогожской, например, поучают народ раскольницы, а в слободке, за марьинской больницей, хлыстовки…. Воскресных школ! Бога ради воскресных школ на каждом углу!!
