Тамара Сверчкова - Скальпель и автомат
Как-то в стылый день начальник станции Лавров проводил планерку. Вдруг стены красного уголка потряс взрыв. Все кинулись к двери, высыпали на улицу.
— Борис Николаевич! Что там? — спрашивает кто-то испуганно.
— Успокойтесь! Ложная тревога, ничего страшного!
А у пункта просмотра — половина разбитого вагона, вокруг щепки. В морозном небе, невысоко, кружит наш У-2 со звездами. Хорошо, что стрелки без команды комвзвода Остроумова не прочесали облака. А то плохо пришлось бы ротозею-летчику, который «обронил» авиабомбу.
Фашисты напирают. Близость фронта, частые воздушные тревоги, маскировки, слухи. Семьи с детьми изъявили желание уехать в тыл. Они ходят к военкому Сергееву и к начальнику станции Лаврову, создают беспорядки, мешают работать. И вот эвакуируют завод и всех желающих в Кемерово. Люди успокоились, но не надолго. Полз в народе слух, что в ночном и вечернем небе появляются огненные шары — якобы это спускаются вражеские парашютисты-десантники. И снова смута. Штаб ПВО, горком партии, охранно-восстановительные команды станции и предприятий мобилизовали и расставили разведкоманды. Проверкой никаких диверсантов в пригороде не обнаружено. Слухи прекратились. Но как-то в метель у радиоцентра был сбит немецкий самолет. Экипаж выбросился на парашютах, его обнаружили. На машине доставили в красный уголок станции. При обыске у задержанных нашли маршрутную карту. Ногинск и Электросталь были помечены красным крестом — значит, уничтожены. Им сказали, что ни один дом не пострадал от фашистских бомб. Пошли вести из-под Москвы: горят немецкие танки, сбиваются самолеты, гитлеровцы сдаются в плен. Радовали такие сообщения, народ не верил больше в непобедимость фашистов.
А раненые прибывают, отделения забиты, требуется рентген. В городских складах запасной установки нет. Начальник госпиталя направил врача А.Н.Дружинину в Москву, в облздравотдел. Долго доказывала она, пока один бюрократ не крикнул: «Вон отсюда!» «Не уйду!» — вспылила Дружинина и все-таки добилась разрешения взять рентгенустановку в Мытищах.
…Начальник отделения врач В.Н.Неронова велела старшей сестре Оле Виноградовой поставить у окна еще одну кровать. Обойдя всех раненых, выслушала жалобы и снова подошла к больному. Комиссия освободила его от военной обязанности по болезни сердца — осложнение после тифа. Но это его не радовало. Он ходил печальный, вялый. Иногда долго писал и рвал на клочки. Заметив его подавленное состояние, Варвара Николаевна заговорила: — Вы едете домой, разве это плохо? Грустите, хмурый, ни с кем словом не обмолвитесь. Ваша болезнь не так уж опасна, радоваться надо, что все так хорошо идет!
— Доктор, милый! Ничего-то Вы не знаете! У меня дома жена, красивая… Да вот посмотрите!
Он вытащил из бумажника фотографию. С нее смотрело миловидное лицо с большими глазами, женщина кокетливо повернула головку, показывая красивую шею и небрежно свисающие кудряшки.
— Как хороша! — невольно вырвалось у обступивших раненых. А он, убирая фотокарточку, с болью сказал:
— Я никогда не болел, очень любил ее. Как она теперь посмотрит на меня? — грустно улыбнулся больной.
— Да что Вы! Такая красавица-жена! Все будет хорошо! Напишите ей сначала, подготовьте. Пока лечитесь в госпитале, получите ответ, и все сомнения отпадут. Не может такая красавица быть жестокой и не понять! — утешали все.
Выздоравливающие помогли сочинить трогательное, чуточку неправдоподобное письмо и послали той женщине. В нем говорилось, что отняли ногу, которую в бою за Родину раздробило разрывной пулей.
Прошло немало дней. Все уже забыли о письме. Больной успокоился, выглядел хорошо. Видимо, его поддерживала надежда. Только сердце по-прежнему больно сжималось, когда раненым приходили письма, полные любви и нежности. Их передавали друг другу, читали вслух. «Ничего, родной, что нет правой руки, нет глаза, возвращайся, дорогой, скорее, дети ждут тебя не дождутся, и все мы, родня, знакомые, соседи рады, что ты живой остался! Ждем тебя, дорогой!» Таких писем было много.
Однажды наш больной не пошел обедать. Лежал на кровати, закрыв голову одеялом, на вопросы не отвечал. Повара Логвиненко и Биткин обед ему принесли в палату, но он к нему так и не притронулся. При обходе дежурная сестра доложила врачу, что больной ничего не ел, состояние его ухудшилось. Они подсели к нему.
— Давайте сердечко послушаем! Диета надоела?
Отвернув одеяло с головы, врач Неронова увидела постаревшее вдруг лицо с потухшими глазами. Как он изменился! Больной молча подал скомканный лист бумаги — письмо от жены. Всего несколько строк и четко выведено: «Лучше иди в инвалидный дом». Никто не ожидал такого ответа. Утешали теперь все, как могли. Раненые разнесли эту весть по палатам. Сердца их кипели ненавистью, глаза сверкали гневом от обиды за товарища, то и дело слышалось: «Давить мало таких гадин!» Были и другие нелестные замечания. К больному подходили врачи, начальник госпиталя, комиссар. Раненые окружили своего товарища теплой заботой. Через военкомат добились для него посильной работы. Лечение закончилось, он уехал в родной город. Потом прислал письмо. Писал, как доехал, как сердечно встретили, благодарил за все Варвару Николаевну и весь персонал. Сообщал, что устроился работать в горвоенкомате, обещали дать комнату, чувствует себя хорошо, а главное — нужным людям. А мне долго не давала покоя мысль о женщине, которая предала мужа, защитника Родины. Что же для нее в жизни дорого? — думала я. Ведь муж, родной человек, жив, и это главное. Почему она такая? Как радостно встречают другие жены и невесты раненых, которые лечились в госпитале. Не жалея сил и времени, они приезжали из самого далека, чтобы увидать, обнять дорогого сердцу человека. И еще лучше относились к нему, если он стал калекой.
Вот наша медсестра Клава Силаева с Мартовского переулка, очень милая и добрая. День и ночь ухаживает за самыми тяжелыми ранеными. Вот лежит Виктор Маланин, без ноги. Он честно защищал Родину, близкие под немцем. Температура у него высокая, светлые волосы слипаются от пота, он мечется в бреду, зовет своих товарищей. Ласково гладит ему волосы Клава, холодным мокрым полотенцем вытирает лоб и шею, что-то нежно шепчет. Виктор приходит в себя: «В госпитале? Без ноги? Куда же я теперь, кому нужен? Лучше бы совсем остаться там». Клава успокаивает, рассказывает разные случаи. «А ты бы за меня пошла? За безногого, за больного?» Клава смеется, розовеют на щеках ямочки. «Конечно, пошла бы! Выздоравливай быстрее, а там увидим».
Вот что значит вовремя сказанное ласковое слово! Виктор пошел на поправку, потом научился ходить на костылях. Настал день выписки, ехать было некуда, Клава ему очень нравилась. Познакомился с ее родней. Расписались. Родился сын Миша.
