Нонна Голикова - Любовь Орлова
«Моя дорогая, любимая Клавдия Андреевна!
Прошло более десяти дней, как Вы уехали, а мне кажется, что прошли уже месяцы разлуки с Вами!
За это время я опять снималась и очень уставала. В павильоне безумная жара и духота, как всегда. Ночевать ездила во Внуково, как всегда. По приезде кормила на ночь “детей”, которые с каждым днём делаются всё очаровательнее. Уже определились характеры. “Девочку”, очень похожую на Карменулю (помните опус о цепных псах Орловой? — Н. Г.), я отдала Олегу. Он звонил мне в тот день, как мы договорились, а я забыла об этом и послала Вам телеграмму. Олег Яковлевич был очень нежен с “Девочкой”, и мне это было бесконечно приятно. Я сразу увидела, что он любит животных. Все уже, за исключением двух, нашли своих хозяев. Некоторые, приходившие из Осовиахима, мне не нравились, и я им отказывала, говоря, что всех раздала. Потом звонила в Осовиахим и просила, чтобы они присылали мне симпатичных людей. Они так и сделали.
Старалась каждый день распеваться потихоньку, помня ваши заветы, поэтому вижу Вас каждый день. Вижу Ваше милое, доброе, всегда приветливое лицо, Ваш прелестный голос и стараюсь всем сознанием не повредить достигнутому. Говорю себе Вашими словами — “Что вы, неужели?”, не напрягаю рот, и мне кажется, что правильно… Ираида Алексеевна (троюродная сестра Григория Васильевича. — Н. Г.) из соседней комнаты мне кричит: — “Вы со мной говорите, Любочка?” Я говорю — “нет, сама с собой”. Её это удивляет, конечно. Она уже привыкла к некоторым моим “странностям”, на её взгляд!
Пишу Вам из кремлёвки, где лежу уже три дня и пролежу целую неделю. Вчера сделали переливание крови и, вероятно, будут делать ещё раз. Кровь плохая, и её надо подкрепить. Лежу одна, в чудесной комнате и отдыхаю. Только сейчас поняла, как я устала! Очень!
Дорогому, славному Якову Ивановичу самые сердечные приветы, Вас же, мою дорогую, крепко, нежно целую! Поправляйтесь, отдыхайте от всех нас. Набирайтесь сил, чтобы учить нас, бестолковых.
Ваша Любовь Орлова.О дальнейших планах ничего ещё не знаю. Черкните мне, буду благодарна за весточку.
6.VIII–52».Да, это не теперешние sms! Очень не хочется покидать этот мир отношений и открытых друг другу сердец, и я приведу ещё два письма Любочки Клавдии Андреевне.
«Минск 12–1-53
Дорогая Клавдия Андреевна!
Запись на радио произвела на меня огромное впечатление! Я не думала, что у меня такие успехи! И всё Вы, моя дорогая, Ваше терпение! Ваша настойчивость! Ваше умение замечательного педагога преподать свой метод оболтусам вроде меня! Я счастлива, что Вы мной довольны!
Я вижу Ваше милое лицо с горящими глазами, и вся Вы — внимание, и вся Вы — со мной! Одно целое! И педагог, и друг!
Ещё раз примите мою благодарность, моё уважение и моё преклонение перед Вашим трудом!
Концерты проходят с огромным успехом! “Дую” вовсю! Окрылённая успехом, “продуваю” воздух во всю длину!
Закатываюсь таким ха! ха!, что соседи, живущие в гостинице, вероятно, думают, что рядом живёт несчастная ненормальная. Они не знают, что эта несчастная — очень счастливая, что она обнимает и крепко целует свою любимую Клавдию Андреевну и шлёт свои сердечные приветы славному Якову Ивановичу!
Ваша Любовь Орлова». «Гостиница “Астория” 11–XII–56 Письмо Л. Орловой педагогу и другу К.А. КандауровойМоя дорогая Клавдия Андреевна!
Хочу поделиться с Вами радостью огромного успеха “Лиззи Мак-Кей”. Выхожу на поклоны по окончании спектакля по 23–25 раз кланяться и можно ещё и ещё, но рабочие сцены устают крутить вручную, поэтому я их жалею и велю тушить рампу.
Теперь пою вначале “Голубку” в моей комнате на испанском языке. Пою, убирая пылесосом комнату, говорят, хорошо получается. Каждый день распеваюсь утром, как перед концертом. И молчу целый день перед спектаклем. Играю через день в домах культуры. Несмотря на огромные помещения, говорят, что голос здорово звучит, да я и сама это чувствую. Погода ужасная, не выхожу на улицу, боюсь простудиться.
Дорогая, любимая, неповторимая, Вам, Вам и Вам я обязана своим успехом! Вы, Вы научили меня не только петь и говорить на дыхании. Наши актёры и дирекция удивляются, что я переехала в номер, где инструмент и приплачиваю свои деньги, т. к. не могу без инструмента, а большинство и понятия не имеют о необходимости распеваться.
Видела Вас во сне очень хорошо. Мы с Вами слушаем собаку, которая поёт человеческим голосом. Было ужасно смешно! А я думала: “Вот ведь какая Андреевна, даже собаку научила петь!”
Это потому, что думаю о Вас, благодарю всем сердцем и очень, очень люблю! Целую Вас крепко, крепко, привет Якову Ивановичу. 20 последний спектакль, 21 отдыхаю, 22, 23, 24 пою концерты. Буду в Москве 25-го.
Ваша Любовь Орлова».Да, как говорится, комментарии излишни…
А ещё писали, что Орлова и Александров никого не впускали в свой дом и что в нём никто никогда не жил, кроме них, что это был «мёртвый дом».
Они действительно жили очень замкнуто, они были самодостаточны в своей любви друг к другу, им друг друга хватало, и тратить время и силы просто так, просто на гостей и разговоры им казалось непростительным расточительством. Но тем не менее они были нормальными людьми со своим — очень узким — кругом друзей и близких.
Постоянно во Внукове с ними жила старшая троюродная сестра Григория Васильевича Ираида Алексеевна Бирюкова, которую он шутливо называл «Бирючиха». Вследствие неизвестной мне ситуации Григорий Васильевич считал себя глубоко обязанным сестре и в её старости и одиночестве предоставил ей «и стол, и дом». Я прекрасно её помню в неизменной вязаной полосатой шапочке на коротко стриженных седых волосах. Она страшно гордилась своей прошлой революционной деятельностью и личным знакомством с Крупской, о чём постоянно рассказывала мне, совсем ещё девочке. Эти рассказы вызывали молчаливую иронию — поднятая бровь — у Любы и снисходительно-благодушные улыбки Гриши.
Теперь, вспоминая их всех, я догадываюсь, что Ираида Алексеевна и Любовь Петровна были, скорее всего, обоюдным источником некоторого раздражения друг для друга. Но только догадываюсь, настолько эти люди в любых ситуациях были безупречны в своих внешних проявлениях. Я по-своему была привязана к Ираиде Алексеевне и с печалью узнала о её кончине. Это было года за два до ухода Любови Петровны.
В этом доме постоянно бывали и мой брат, и мама с папой, и бабушка. Мы с братом и мамой частенько жили здесь, обычно в зимние каникулы — школьные, затем студенческие.
