Борис Тененбаум - Великий Черчилль
Как следовало понимать это неосторожное выражение? Конечно, одна суверенная держава вполне может помочь другой суверенной державе. Однако Трансвааль был не вполне суверенной державой – Англия по договору с ним имела право утверждения его международных договоров, и Германия этого права вроде бы не оспаривала?
Если же оспаривала – то по какому праву? И в какой форме она была бы готова «оказать дружественную помощь» бурской республике?
Все это очень походило на угрозу, а Великобритания в 1896 году не привыкла к тому, чтобы ей угрожали.
Взрыв негодования в Англии был всеобщим. Королева Виктория сделала кайзеру Вильгельму – своему внуку – строгое письменное внушение. Он ответил ей письмом довольно покаянным.
Тем дело и кончилось, если не считать двух дополнительных обстоятельств.
Во-первых, британское Адмиралтейство сочло нужным отправить в Северное море собранную на скорую руку так называемую «летучую» эскадру.
Во-вторых, Германия в том же 1896 году направила в Китай небольшой отряд крейсеров.
Командовал отрядом адмирал флота Германской империи по фамилии Тирпиц.
II
Мир на пороге начала нового, двадцатого века имел центр. Центром этим была Европа. К вышеуказанному определению «центром мира былаЕвропа» не следовало даже добавлять особых дополнений вроде: весьма вероятно, скорее всегоили даже «бесспорно». Они только ослабляли бы ясный и неоспоримый для современников факт: центр мира – Европа. Все, что было связано с наукой, с технологией, с управлением, с государственными законами, с судом – все это имело один-единственный стандарт – европейский.
Термин «европейский» не обязательно замыкался в границах собственно Европы. Россия, чья территория простиралась от Балтики и до Тихого океана, уже двести лет как входила в европейскую систему, и сама Российcкaя империя была одной из великих европейских держав. Америка, отделенная от Европы Атлантическим океаном, была населена выходцами из Европы и управлялась по принципам, которые они принесли с собой. Театры в Бостоне и в Нью-Йорке показывали свежие постановки, привезенные из Лондона. Старина Джером, дед Уинстона Черчилля, завел у себя в Нью-Йорке, в «Доме Джерома», театр на 600 мест, и пела в нем шведская певица, которая нравилась ему не только своим пением и стоила, пожалуй, не меньше, чем весь театр.
В тысячах километров не то что от европейских, но даже и от ближайших больших американских городов, в глухом захолустье Скалистых гор, шахтерском городке Эспене, было выстроено здание оперы – и оно не пустовало. Китайские дипломаты носили сшитые в Париже фраки и изъяснялись по-французски. Мундиры турецких генералов копировались с европейских образцов.
Европа безусловно ощущала себя чем-то единым. Кроны, марки, франки, рубли – все приводилось к единому для всех золотому стандарту. Границы были проницаемы – и для торговли, и для путешествий. Человек со средствами мог прокатиться от Норвегии до Сицилии без особых бюрократических проблем.
С другой стороны, континентальная Европа состояла из могущественных и вооруженных государств, военных империй, зорко следивших друг за другом, ибо преимущество, полученное одной из них в одностороннем порядке, немедленно расстраивало весь хрупкий баланс сил, на котором и держалось европейское равновесие.
После разгрома Франции в 1870 году одной из главных забот новообразованной Германской империи было недопущение ситуации, при которой французские вооруженные силы были бы в состоянии помериться силами с германскими.
Но новый разгром Франции поставил бы под угрозу уже безопасность восточной соседки Германии, России, и она твердо решила не допустить этого.
С другой стороны, бесконечные споры России и Австрии за турецкое наследство на Балканах не могли оставить в стороне Германию. Если бы Австрия потерпела поражение – усилившаяся Россия представляла бы угрозу Германии с востока.
Все эти соображения понемногу приводили к созданию «перестраховочных» военных союзов: России с Францией, Германии – с Австрией.
Единственной великой державой Европы, не озабоченной кознями врагов и не ищущей симпатий возможных союзников, была Англия. Внешнеполитическая линия страны называлась – вполне исчерпывающе – «блестящей изоляцией», а внутреннее ее управление было лучшим в Европе.
Уильям Макнил в своей знаменитой книге «The Rise of The West» утверждает, что «качество управления страной напрямую связано с количеством общественных групп и граждан, заинтересованных в участии в управлении». Там, где эти группы, состоящие из торговцев, финансистов, владельцев компаний, представителей сложных, требующих долгого обучения профессий, «богаты, многочисленны и уверены в себе и в своем праве», там и достигаются наилучшие результаты. Наилучшие результаты на пороге двадцатого века достигались в Англии.
В качестве своего рода «моментального снимка» Англии той поры можно привести книжку Дж. Джерома «Трое в лодке, не считая собаки». В ней повествуется о трех молoдых балбесах, решивших взять себе короткий отпуск и прокатиться на лодке вверх по Темзе. Один из них «…спит в банке, когда притоворяется, что он там работает…», что делают остальные его приятели, из книжки не ясно. Тем не менее описание их похода оставляет впечатление, что и скромный уровень доходов этих молодых людей был достаточен для наличия у них пледов и носовых платков, осознания необходимости в зубных щетках, возможности остановиться при случае в недорогих гостиницах – и полной готовности следовать следующему рецепту для поддержания здорового образа жизни:
«Один фунтовый бифштекс мяса и одна пинта горькoго пива – каждые 6 часов, одна 10-мильная прогулка – ежедневно по утрам, одна кровать ровно в 11 часов вечера. И не забивать себе голову вещами, в которых ничего не понимаешь».
Короче говоря, на Раскольникова эти молодые люди походили очень мало.
Англия в конце девятнадцатoго века жила в полном согласии с собой и в дружелюбном безразличии к окружающему ее миру.
Единственный иностранец, появляющийся в книжке Джерома, – комичный германский профессор Шлоссен-Бошен, исполняющий «меланхоличную германскую балладу, выслушав которую германский император расплакался, и его пришлось увести, чтобы он успокоился». Книжка Джерома вышла в свет в 1889 году, так что, по всей видимости, имелся в виду император Вильгельм I, дед Вильгельма II.
Качества его внука, к сожалению, любовью к искусству не исчерпывались.
III
Если рассматривать Вильгельма II как частное лицо, то, пожалуй, главной чертой его характера было желание угодить. Для зрелого мужчины, подходившего к сорока, номинально – суверенного повелителя могущественной военнoй империи, это было, пожалуй, странновато. Конечно, при некоторой снисходительности, полагающейся при суждении об августейших особах, это могло бы рассматриваться даже как «похвальное честолюбие», – но проблема была в том, что он никак не мог определиться с тем, кому же он в конце концов хотел понравиться. Скажем, знаменитая телеграмма президенту Крюгеру вызвала явное раздражение его английских родственников, включая бабушку, королеву Викторию, которую он искренне почитал. И то, что английская родня посчитала его «неотесанным тевтоном», ему было явно неприятно.
