Михаил Азаров - Зазнобы августейшего маньяка. Мемуары Фанни Лир
Тот принял мое приглашение и, стараясь заглянуть мне под маску, стал расспрашивать, давно ли я в России, кого знаю, видала ли государя или кого-нибудь из высочеств и знаю ли я, кто он?
— Нет, — сказала я, — не знаю, но ты молод, красив, кавалергард и, судя по аксельбантам, должно быть, флигель-адъютант.
— Да, — сказал он, — ты угадала. Государь в награду за большие деньги, пожертвованные в Крымскую компанию моим отцом, богатым московским купцом, произвел меня в свои адъютанты, но сам я бедняк, прокутивший все свое состояние с женщинами.
Я расхохоталась и стала забавлять его своей болтовней, смеясь над деспотизмом царей, и все обещала в шутку. Наконец, мне захотелось отдохнуть, и он повел меня, но не туда, где сидела публика, а в особенную ложу наверху, за кулисами. Я заметила, что, встречаясь с ним, все очень почтительно раскланивались, и что стены ложи, куда мы вошли, были украшены изображениями двуглавых орлов. Не было сомнения, что мой кавалер — великий князь. Смущение и страх овладели мной, и я совсем растерялась. Но он взял меня за руку и, усадив рядом с собой на диван, сказал:
— Ну, вот, Фанни Лир, вы никогда не видели великого князя, так можете теперь смотреть на него, сколько угодно, но снимите же вашу маску.
Я отказалась, и он стал расспрашивать, какая я с виду: толстенькая или худенькая. Я отвечала:
— Ни то, ни другое.
— Я вижу твою хорошенькую ручку, такова ли у тебя и ножка?
— Не знаю.
— Красива ли ты или дурна?
— Судите сами, ваше высочество, — и с этими словами я сняла маску.
Мы стали рассматривать друг друга. Передо мною был молодой человек ростом немного более 6 футов, прекрасно сложенный, широкоплечий, с гибким и тонким станом. У него была небольшая красивой формы голова, овальное лицо и мягкие шелковистые волосы, отстриженные под гребенку; ослепительной белизны широкий и открыты лоб, светившийся умом и проницательностью; густые черные брови и небольшие, углубленные в орбитах, зеленоватые глаза, которые смотрели насмешливо и недоверчиво и, как я узнала потом, во время гнева сверкавшие, как угли; они становились лучезарными в моменты радости.
Взгляд этих глаз; то острый и умный, то мечтательный, проникал до глубины души и заставлял говорить правду, когда, желая разъяснить какое-нибудь сомнение, он устремлялся на собеседника.
Люди, знавшие великого князя, обожали и боялись этих глаз, а незнавшие стеснялись их насмешливого выражения. Его гордый и прямой греческий нос был сладострастен, как у древних статуй Венеры и Аполлона, но всего выразительнее была улыбка румяных чувственных губ его несколько большого рта, которым он походил на Петра Великого. Это выражение не поддается описанию, но всякая женщина готова была бы отдать жизнь за поцелуй этих уст.
— Ну, что же, довольно ли вы насмотрелись на меня?
— Нет, на вас нельзя насмотреться досыта.
Я покраснела от радости. Тени Лавальер, Монтеспан, Ментенон и Помпадур пронеслись передо мною, и, вдруг, почувствовав свою силу, я начала быстро говорить, что приходило в голову, а он слушал меня, слегка поглаживая мою руку и называя ее птичьей лапкой, любезничал и, наконец, предложил ехать ко мне ужинать.
— Но в моем отеле все уже спят.
— Ничего, я пошлю моего провожатого в ресторан за хлебом, вином, дичью, фруктами, и мы поужинаем у вас.
Как было противиться? Мы сели в карету — он со своим провожатым, я со своей камеристкой.
Пока мы ехали, радость наполняла все мое существо, и я чувствовала, и я чувствовала себя принцессой из волшебной сказки.
Войдя ко мне, он стал внимательно рассматривать мои книги, туалетные вещицы, фотографии, письма, желая, как он говорил, убедиться, что я не такая, как прочие женщины моего круга.
Вскоре нам принесли в корзине провизию; я отыскала у себя чистые салфетки, накрыла стол, и мы принялись ужинать. Пили из моего единственного туалетного стакана; вилки заменяли ножами и пальцами. По окончании ужина, он отослал своего провожатого, а сам остался.
Великий князь Николай Константинович— Мне с вами надо поговорить, — сказал он.
— Но теперь уже 6 часов утра, и мне хочется спать.
— Дайте мне только честное слово кое в чем, и вы сейчас же отправитесь спать.
— Я слишком легкомысленна для честного слова.
— Ваша, правда, слово — дело ненадежное.
Он взял бумажку, написал на ней несколько строк и подал мне ее со словами:
— Прочтите, подпишите и будьте моей женушкой!
Я прочла, улыбнулась и хотела, было, возвратить ему, но он положил мне руку на плечо и серьезно с расстановкой произнес:
— Так нужно.
Я уступила благодаря тому магическому влиянию, которое он производил на меня во все время нашей трехлетней близости, и он сказал:
— Вот вам билет в ложу; идя туда, надевайте все ваши бриллианты; если они хранятся в вашем посольстве, возьмите их оттуда на время спектакля.
Вот содержание бумаги, подписанной мною:
«Клянусь всем, что есть для меня священного в мире, никогда нигде и ни с кем не говорить и не видеться без дозволения моего августейшего повелителя. Обязуюсь верно, как благородная американка, соблюдать это клятвенное обещание и объявляю себя душой и телом рабою русского великого князя. Фанни Лир».
После этого он обнял меня, дал мне первый поцелуй и сказал:
— Милая моя, отныне ты моя, и завтра я принесу тебе кольцо запечатлеть твое обещание.
Он рассказал мне, что некогда был влюблен в прекрасную принцессу, что ему не дозволили жениться на ней, и что он никогда не женится на другой.
— Итак, — закончил он, — ты видишь, что подписала пожизненный договор.
Прощаясь, он обещал зайти ко мне в 5 часов того же дня. Я была счастлива и трепетала от радости, как брошенная собачка, отыскавшая, наконец, себе господина.
Мраморный дворец. Карлик. Павловск
К 5 часам я походила на человека, которому подарили белого слона, и он не знает, что с ним делать. Тем не менее, я приняла великого князя, как давнего знакомого. Он подарил мне прекрасный браслет, запиравшийся на ключик, который подвесил к своим брелокам, и остался у меня обедать. После обеда он восхищал меня своим пением. У него прекрасный, очень мелодический и задушевный баритон.
Через два или три дня, проведенные таким образом, он написал мне, что пришлет за мной карету со своим карликом Капровичем в качестве провожатого. В 7 часов приехала карета; на козлах сидел гигант-кучер с бородой до пояса, а рядом с ним крошечное существо — настоящий мальчик-с-пальчик, и мы поехали в Мраморный дворец.
