Давид Ливингстон - Дневники исследователя Африки
Ни один верблюд не мог бы здесь пройти, да и люди могли бы пробиться только с большим трудом, проложить же дорогу нам никогда не удалось бы. Мы набрели на бегемота-самку, лежавшую в яме, которая не скрывала ее от наших глаз. Фэйн выстрелил ей в голову; она так перепугалась, что чуть не опрокинулась на спину, бросившись бежать по противоположному склону ямы. Фэйн убил ее маленького; он походил на поросенка, хотя был величиной со взрослую свинью.
Мы увидели, что шхуна идет под хорошим ветром; она поднялась вдоль правого берега и пристала не меньше чем в одной миле от мангровых зарослей. В двух-трех милях вверх по течению начинались холмы высотой футов в двести. Зелень этих холмов привлекала, казалась прохладной. Мой спутник и я пошли от шхуны вглубь посмотреть, не сменяются ли здесь мангровые заросли более пригодной для ходьбы местностью, но чем больше мы удалялись от реки, тем менее проходимым становилось болото, густо покрытое мангровыми корнями. Во время прилива вся эта местность заливается водой: если бы мы высадили здесь наших людей, то все свалились бы в лихорадке, не успев достигнуть более возвышенной местности, видневшейся на горизонте на правом берегу; начальный участок находится очень близко. Я подумал, что лучше будет высадиться на песчаной полосе с левой стороны залива Рувумы, там исследовать местность и собрать сведения у негров, ни один из которых пока не появлялся близко. Я приказал поэтому шхуне спуститься завтра к этому месту, а сам отправился на «Пингвин». Лейтенант Гарфорс был очень любезен и, хотя было самое лучшее время для крейсирования вдоль побережья к северу от нас, согласился терпеливо ждать и помочь нам высадиться.
24 марта. Ночью мне пришло в голову, что мы попадем в очень трудное положение, если после исследования местности и сбора сведений от негров нам не удастся все же найти дорогу. Когда я сказал об этом лейтенанту Гарфорсу, он предложил плыть дальше в Килву. В 5 часов утра я отправился с Фэйном на шхуну и заявил капитану, что мы плывем в Килву. Он стал усиленно возражать и рекомендовал идти в порт Микиндани, расположенный очень близко к Рувуме, озеру Ньяса и стране, в которую я собирался направиться; кроме того, говорил он, это хорошее место для высадки и лучший порт на побережье. Мы отплыли на север и в тот же вечер выгрузили всех наших животных на берег в заливе Микиндани, расположенном всего в двадцати пяти милях к северу от устья Рувумы. После высадки «Пингвин» ушел.
Рувума сильно изменилась с того времени, как мы впервые посетили ее. Не исключено, что в половодье в устье реки образуются мели, которые затем вымываются и выносятся в глубокую часть залива. Эти периодически появляющиеся новые наносы, по всей видимости, и мешают арабам использовать Рувуму как порт погрузки. Невероятно, чтобы Мэй (командовавший в 1861 г. «Пионером») ошибся, если только средняя часть русла в то время была такой же мелкой, как сейчас; по его промерам глубина составляла восемнадцать футов и даже более.
25 марта. Я снял дом за четыре доллара в месяц и выгрузил все запасы со шхуны. От наружного залива вглубь отходит узкий канал шириной около пятисот ярдов и длиной ярдов в двести. Стержневая его часть (проход) глубока, но в стороны от нее мелко и тянутся коралловые рифы. Ширина глубокой части, по-видимому, около ста ярдов. Во внешней части залива нет якорных стоянок, за исключением края рифа, где, по промерам «Пингвина», глубина сорок два фута, но дальше она составляла уже только двенадцать футов. Внутренняя бухта называется Пемба, а не Пимли, как ошибочно напечатано на карте Оуэна. Бухта эта глубока и хорошо защищена. Другая бухта, подобной же круглой формы, лежит немного к югу отсюда. Длина и ширина бухты примерно две мили.
Скот очень измучился от качки на шхуне. Мы начали готовить седла из очень крепкого дерева, называемого нтибве; его используют также для изготовления крючкообразного копья, которым убивают бегемотов. Крючок из этого дерева очень прочен и гнется не ломаясь. Я попросил найти мне двадцать носильщиков, и один баньян[3] взялся быстро набрать их. Местные жители не держат скота. Это большей частью арабы-полукровки. Они очень вежливы с нами.
26 марта. Среди юношей из Насика самые смышленые и трудолюбивые – два галла. Но некоторые лишь равнодушно смотрят на то, как другие работают.
Сейчас, накануне выступления в новое путешествие по Африке, я чувствую радостное возбуждение: когда путешествуешь со специальной целью улучшить положение негров, каждое твое действие облагораживается. Когда мы обмениваемся с неграми обычными вежливыми словами, прибывая в деревню, принимая приглашение на ночевку, покупая еду для экспедиции, обращаясь с просьбой дать какие-либо сведения или отвечая на вежливые расспросы африканцев о целях нашего путешествия, мы кладем начало распространению среди них знаний о том народе, через посредство которого их страна станет со временем просвещенной и освободится от работорговли.
Как сильно даже чисто физическое удовольствие, доставляемое путешествием по дикой неисследованной стране! Когда бодро шагаешь по местности, тысячи на две футов возвышающейся над уровнем моря, мускулатуре придается упругость, свежая, здоровая кровь омывает мозг, мысль работает ясно, глаза становятся зоркими, шаг твердым и дневные физические усилия делают вечерний отдых по-настоящему приятным.
Обычно нашу энергию возбуждает возможная, хотя и отдаленная, опасность встречи со зверями или людьми. Мои скромные стойкие спутники вызывают симпатии благодаря общности наших интересов, быть может, опасностей, делающих всех нас друзьями. Только жалкое детское недомыслие может заставить настоящего человека увидеть в отсталости этих людей повод для превознесения своей личности; и все же это часто делается с тайной мыслью, что мы можем, преувеличивая их недостатки, доказать наше безупречное совершенство.
Влияние путешествия на разумно настроенного человека сказывается в том, что он становится более самостоятельным: ум его приобретает большую уверенность в своих возможностях, находчивость его повышается. Тело скоро закаляется: мускулы рук и ног становятся твердыми, как дерево, и как будто лишаются жира; лицо покрывается бронзовым загаром, пищеварение отличное. Аппетит в Африке поразительный, а несварение может появиться, только если чрезмерно наслаждаться мозговыми косточками или блюдом из слоновой ноги. Конечно, путешествие требует большой затраты труда; усталость при этом такая, какую путешествующие в умеренном климате едва могут себе представить; но труд в поте лица своего, когда служишь Богу, перестает быть проклятием. Он становится средством, вливающим бодрость в тело, превращается в благословение. Никто не может по-настоящему оценить прелесть отдыха, если не нес тяжелого груза.