Василий Ливанов - Помни о белой вороне (Записки Шерлока Холмса)
Его провожали по таежной традиции залпами из ракетницы и охотничьих ружей. Он легко забросил чемодан в кузов грузовика, хлопнул дверцей кабины. Взревел мотор.
И сразу в вечернее небо одна за другой взвились ракеты: зеленая, красная... Грянул прощальный залп.
Женя, высунувшись из окна кабины, смеялся и махал нам рукой.
Ах, Женька, Женька... Много было вместе перепето песен, много перетоптано дорог, много переговорено и перемолчано вместе.
И ни разу я тебе не сказал, что крепко люблю тебя. Не сказал по глупой нашей привычке все переводить в шутку.
Подняв к небу стволы, салютую тебе.
Огонь! Огонь!
И плывет перед глазами твое смеющееся лицо.
Встреча с Раневской
После успеха мультфильма «Малыш и Карлсон» на киностудии «Союзмультфильм» решили делать продолжение – «Карлсон вернулся».
Режиссер Боря Степанцев почему-то вбил себе в голову, что персонаж домоправительницы фрекен Бокк должен говорить только голосом Фаины Георгиевны Раневской. Даже настоял, чтобы художник Юра Бутырин изобразил домоправительницу максимально похожей на знаменитую актрису.
Но одно дело захотеть, а совсем другое – заполучить согласие Раневской на работу в мультфильме, особенно, когда выяснилось, что актриса никогда в такого рода творчестве участия не принимала.
Теперь успех зависел только от «переговорщицы»! Эта нелегкая задача выпала на редактора фильма Раечку Фричинскую. Оказалось, что Фаина Георгиевна «Малыша и Карлсона» уже видела на телеэкране и особенно отметила мою актерскую работу. Дальше Раечка пустила в ход свое очарование, и в результате был назначено совершенно конкретное время озвучания, а именно «Завтра, в два часа дня».
Это «завтра» застало режиссера Бориса Степанцева врасплох. Боря вышел в режиссеры из художников совершенно самостоятельно, режиссерские навыки постигал опытным путем, а работу с актерами строил на полном взаимном доверии.
Но тут – Раневская! Нельзя же ей сказать: «Ты, мол, давай, а я по ходу дела скажу, что мне понравилось, а что не понравилось».
Боря впал в панику. Он бросился в театральную библиотеку, записался на абонемент и набрал домой книг, о которых раньше знал только понаслышке: «Работа актера над собой» К.С. Станиславского, «В. И. Немирович-Данченко на репетиции», «Театр Вс. Мейерхольда» и, черт знает, что еще. Всю ночь, не смыкая глаз и поддерживая себя крепчайшим кофе, Боря штудировал труды патриархов и корифеев театральной режиссуры, выписывая на бумажку наиболее поразившие его профессиональные откровения, и продолжал делать это и утром, пока не наступило время ехать на студию. В общем, Боря оказался в положении закоренелого двоечника, который сидит за учебниками в последнюю ночь перед государственным экзаменом и молит Бога о том, чтобы вытащить самый легкий билет.
Но билет-то был всего один и совсем не легкий – Раневская.
И вот пробил назначенный час, и в просторное помещение тонателье вплыла, покачиваясь, монументальная фигура прославленной актрисы. Раечка, пользуясь телефонным знакомством, представила собравшихся. Собственно, собравшихся было двое: я и Боря Степанцев – режиссер. Да еще звукооператор, отгороженный толстым витринным стеклом, через которое было видно, что он вежливо привстал со стула.
Когда звуконепроницаемая дверь тонателье за Раечкой закрылась, Фаина Георгиевна величественно наклонила голову в сторону режиссера (Степанцев был невысокого роста) и протяжно произнесла:
– Нууу...
И тут Боря ударил фонтаном. Кто видел, как запускают фонтан в действие после долгого зимнего перерыва, когда вода со свистом ударяет ржавой струёй на немыслимую высоту, тот сможет оценить сравнение. Все сведенья, которыми Боря набивал свою переутомленную голову всю ночь и большую часть утра, теперь вырвались на свободу, немыслимо перепутавшись в еще никем не слыханную теорию работы с актером. Боря от природы слегка закашивал одним глазом, а тут зрачки его совершенно разъехались по обе стороны лица, и было заметно, что Раневская пытается поймать его взгляд, но ей это никак не удается.
– Ну, вот что, – вдруг произнесла Фаина Георгиевна, когда фонтан несколько иссяк, – мне карманный Немирович-Данченко не нужен! Идите вот туда – ее палец указал в сторону звукооператорской рубки – и смотрите на нас из этого аквариума. А мы с Василием Борисовичем начнем работать.
Режиссер Степанцев безропотно отправился в «аквариум», и я видел через стекло, как он достал из кармана какую-то бумажку, украдкой заглянул в нее и быстро сунул обратно в карман. Понял, что шпаргалка не поможет.
Партнерский контакт между нами с Фаиной Георгиевной установился мгновенно.
– Это вы сами придумали «день варенья»? Я сразу поняла– импровизация. Шалунишка...
Через некоторое время режиссер пришел в себя и стал выкрикивать в микрофон:
– «Прекрасно!» или «Замечательно!» Наверное, искал способы профессионально реабилитироваться.
Когда дошли до единственной реплики фрекен Бокк о возможном приезде к ней телевидения, Фаина Георгиевна призналась, что на работников телевидения за что-то сердита и хотела бы их немного «уесть». Придумали так:
Раневская: Сейчас ко мне должны приехать телевизионные деятели искусств. Что же я им буду показывать?
Я: А я? А меня? Ведь я красивый, в меру упитанный мужчина, в полном расцвете сил!
Раневская: Но на телевидении этого добра хватает!
Я: Но я же еще и талантливый!
Озвучание закончили довольные друг другом. Режиссер Степанцев вынырнул из своего «аквариума» и попросил Раневскую завершить роль словами «Милый... милый».
– Это еще зачем? – строго вопросила Фаина Георгиевна. – Я же это уже говорила, давно и в другом фильме. Не буду! – И потребовала у Бори Степанцева принести ей лист бумаги, на котором написала:
«Милому Василию Борисовичу от его партнерши, с большой искренней симпатией и с ожиданием новой встречи!
Ф. Раневская
весна 70 года»
В финале мультфильма Фаина Георгиевна все-таки говорит: «Милый... милый...»
Эти слова после долгих уговоров талантливо сымитировала «под Раневскую» редактор Раечка Фричинская. Говорили, что Фаина Георгиевна, посмотрев мультфильм, подделки «не заметила». Думаю, ей стало жаль, что так сурово обошлась с режиссером.
Рина
Раздается телефонный звонок, и я слышу знакомый, такой любимый с детства голос:
– Извините, что я вас застала.
Этой, придуманной ею фразой, Рина Васильевна Зеленая обязательно начинала любой телефонный разговор.
Окружающих порой удивляло, когда некоторые молодые люди называли ее не по имени-отчеству, а – запросто – «Рина». Но такое обращение к ней Рина установила сама. Люди, которые познакомились с Риной Васильевной еще в своем детском возрасте, должны были называть ее просто «Рина», но на «вы». На «ты» ее звал только Никита Михалков, которого Рина Васильевна знала буквально с его рождения. Зачем она изобрела такую классификацию для обращения к ней – мне неизвестно. Я был подростком, когда моя мама представила меня Рине Зеленой:
