Сукнев Михаил - Записки командира штрафбата. Воспоминания комбата 1941–1945
7 января 1942 года началась наступательная Любанская операция войск Волховского и части сил Ленинградского фронтов с целью деблокирования Ленинграда. Войскам Волховского фронта (4-я, 52-я, 59-я и 2-я Ударная армии) противостояли в полосе между озерами Ладожским и Ильмень 16–17 дивизий группы армий «Север». Планировалось окружить и уничтожить любанскую группировку войск противника и в дальнейшем выйти в тыл с юга к немцам, блокировавшим Ленинград.
После прорыва в глубину обороны противника в районе Мясного Бора 2-я Ударная армия завязла в глубочайших снегах и не достигла Любани, чтобы нанести удар с тыла группе армий «Север». Справа от 2-й Ударной в районе станции Спасская Полисть завязли части наших двух армий — 305-я и часть 225-й стрелковых дивизий, достигнув железной дороги, под давлением противника отступали на село Заполье к Лелявину. К концу января стал очевиден провал Любанской операции. Причины провала указаны командующим Волховским фронтом К.А. Мерецковым в мемуарах «На службе народу». Он пишет: «Общее соотношение сил и средств к середине января складывалось, если не учитывать танковых сил, в пользу наших войск: в людях — в 1,5 раза, в орудиях и минометах — в 1,6 и в самолетах — в 1,3 раза. На первый взгляд это соотношение являлось для нас вполне благоприятным. Но если учесть слабую обеспеченность средствами вооружения, боеприпасами, всеми видами снабжения, наконец, подготовку самих войск и их техническую оснащенность, то наше «превосходство» выглядело в ином свете. Формальный перевес над противником в артиллерии сводился на нет недостатком снарядов. Какой толк от молчащих орудий? Количество танков далеко не обеспечивало сопровождение и поддержку даже первых эшелонов пехоты. 2-я Ударная и 52-я армии вообще к началу наступления не имели танков. Мы уступали противнику и в качестве самолетов, имея в основном истребители устаревших конструкций и ночные легкие бомбардировщики У-2.
Наши войска уступали врагу в техническом отношении вообще. Немецкие соединения и части по сравнению с нашими имели больше автоматического оружия, автомобилей, средств механизации строительства оборонительных сооружений и дорог, лучше были обеспечены средствами связи и сигнализации. Все армии фронта являлись у нас чисто пехотными. Войска передвигались исключительно в пешем строю. Артиллерия была на конной тяге. В обозе преимущественно использовались лошади. В силу этого подвижность войск была крайне медленной.
Наша пехота из-за отсутствия танковой и авиационной поддержки вынуждена была ломать оборону противника штыком и гранатой, неся при этом большие потери. Там же, где удавалось организовать поддержку пехоты танками и авиацией, потерь было меньше, а успехи значительнее. Конечно, лесисто-болотистая местность и глубокий снежный покров создавали существенные трудности в использовании боевой техники, но они были преодолимы и с лихвой окупались.
Я не раз возвращался к изучению операции по форсированию Волхова, перечитывал старые сводки, донесения и распоряжения, вспоминал и размышлял. С позиций сегодняшнего дня отчетливее видны наши промахи и недоработки военных лет. Следует отметить, например, что вновь прибывшие части 59-й и 2-й Ударной армий, сформированные в короткие сроки, не прошли полного курса обучения. Они были отправлены на фронт, не имея твердых навыков в тактических приемах и в обращении с оружием».
* * *В момент отхода 305-й дивизии к Заполью мы, заместитель командира 1-го батальона 1349-го полка старший лейтенант-танкист Слесарев и я, с двумястами красноармейцев и командиров рот, взводов через Муравьи в обход простреливаемого села Дубровино, пройдя по льду Волхова, вбежали броском в пылающее пожарами Лелявино. Пробираясь с трудом между застывшими телами убитых — наших и противника, мы ворвались (через 300 метров) в село Заполье, где и встретились с отступающими бойцами 305-й сибирской дивизии.
Гитлеровцы и франкисты из «Голубой дивизии» начали сильную контратаку на Заполье, обстреливая нас из минометов. Не выдержав, наши начали с боем отступать в Лелявино. Я прикрывал из ручного пулемёта (станковых у нас ещё не было) всю группу до первых окопов в Лелявине, выкопанных еще нашими же войсками, отступавшими от Новгорода на Ленинград в августе 1941-го. Здесь образовалась нейтральная полоса левобережного плацдарма. Противник выдохся и остановился в Заполье. Сколько я уложил атакующих гитлеровцев из РПД — никто не считал. Но бил я без промаха, даже по силуэтам в ночи.
Недаром, обучаясь в Сретенской Полковой школе, я брал призовое место по Забайкальскому военному округу в стрельбе из ручного пулемета Дегтярева, за что мне был вручен знак «Отличник РККА». Здесь-то и пригодилась моя снайперская стрельба. Фрицев мы не пропустили в Лелявино, уложив за время боев их, включая нейтральную полосу, до пяти тысяч солдат и офицеров. Но и своих потеряли убитыми при отступлении от железной дороги Новгород—Чудово и здесь перед Лелявино, которое прозвали по фронту «проклятой Лялей», не меньше, чем противник. Кровавая дорога от Волхова и «Ляли» тянулась до Больших и Малых Вишер в госпитали 52-й армии и фронта. Везли раненых навалом на крытых брезентом грузовиках. Сквозь щели днищ кузовов струилась кровь, застывая в воздухе. Мороз доходил ночами за минус сорок.
В Лелявино подходили подкрепления, в большинстве это были сибиряки. Оружие: винтовки современные и выпуска 1918 года. Попадались и учебные с зашлифованными отверстиями на патроннике ствола. Шли в дело гранаты Ф-1, бутылки-самопалы с горючей смесью против танков…
Фрицы остановились, захлебнулись в собственной крови перед нашим Лелявинским плацдармом, точнее, «пятаком», одним из тех, которые позднее будут называться «малыми землями» в угоду генсеку Брежневу.
Из разведвзвода я был направлен в 1-й стрелковый батальон 1349-го полка в Муравьи. Здесь располагались штабы нашего полка и дивизии — по центральной дороге, в подвалах трехэтажных кирпичных домов, наполовину разрушенных снарядами (как и манеж, о котором я уже упомянул), поначалу во время ноябрьских боев нашей артиллерией, выбивавшей отсюда немцев, а сейчас — немцами, громившими поселение всеми видами оружия, вплоть до мортир крупного калибра, которые превращали местечко в груды кирпича и крошева.
Приказ: мне сформировать 1-ю пулеметную роту батальона, выбрав по ротам лучших бойцов и командиров взводов. Основой роты стал первый полученный пулемет «Максим» — копия образцов времен Первой мировой войны, только с гофрированным кожухом. «Что ж, буду и я Чапаевым!» — подумалось. Только тачанку нельзя пускать, а жаль!
С приказом в кармане, точнее, в планшете, где ползком, где перебежками, по окопам, ходам сообщений или по открытым местам бегом во всю прыть, с комиссаром — младшим политруком Яшей Старосельским, мы шастали от одного снесенного артогнем села к другому, от Муравьев в Кирилловку, Пахотную Горку, Слутку. Пять километров по фронту было дано одному неполному 1-му батальону полка! Правда, усиленному артиллерией, от которой сидели с пехотой на НП наблюдатели — корректировщики огня на «пожарный случай», поскольку снарядов было в обрез!
