Игорь Оболенский - Близкие люди. Мемуары великих на фоне семьи. Горький, Вертинский, Миронов и другие
Об Андрее осталась светлая память. Он освещал людей каким-то особым светом великой доброты, необыкновенной человечности. Андрей был очень застенчив, несмотря на то, что каждый встречный на улице узнавал его. И он был очень раним. Для него чуждо было зазнайство, нахальство. Он многое получил от своего отца.
Я называла Менакера «человек-крючок». Познакомившийся с ним человек уже никуда не отходил от него. Он умел расположить к себе людей, был очень интеллигентен и радушен. У нас всегда собирались гости.
Что это были за люди! Я горжусь своей дружбой с Николаем Эрдманом, Андреем Лобановым, Соломоном Михоэлсом. У нас бывало очень много писателей — Олеша, Ильф, Петров, Зощенко. К сожалению, не довелось познакомиться с Булгаковым, но я почему-то все время провожу параллель между ним и Зощенко.
Михаил Михайлович и Булгаков, как мне кажется, были очень похожи. Когда над Зощенко сгущались тучи, и шла настоящая травля великого писателя, он неизменно появлялся в чистой рубашке и при галстуке. Когда мы приезжали в Петербург к нему в гости или он заходил к нам, Михаил Михайлович постоянно интересовался, не боимся ли мы встречаться с ним.
— А чувство страха совсем не появлялось? Вы же видели творящийся вокруг произвол.
— Нет, страха не было. А Александр Семенович никогда вообще ничего не боялся. Несмотря на то, что был еврей. А «пятый пункт» в России имел большое значение…
— Мария Владимировна, Вы как-то сказали, что в последнее время судьба сильно покарала Вас. Может, это плата за исполнение желаний? Они у вас всегда сбывались?
— Я никогда не желала себе ничего несбыточного. Хотела стать актрисой и стала ей, имела прекрасную семью, любимую, интересную работу. Чего же мне было себе еще желать?
* * *На этом моя первая, как тогда оказалось, встреча с Марией Владимировной закончилась. Как водится, договорившись о том, что в ближайшие дни я пришлю материал на визу, мы распрощались. Но когда статья была готова и я, прочитав ее Мироновой по телефону, собирался просто оставить материал на вахте в подъезде дома, где жила Мария Владимировна, она неожиданно пригласила меня в гости.
И вот я вновь нажимаю на звонок возле двери с медной табличкой с выгравированными на ней двумя фамилиями на букву «М». Мария Владимировна, как и в первый раз, принимает меня в прихожей, где расположено ее любимое кресло. Она восседает на нем, как императрица в тронном зале. И только сеточка для волос на ее голове делает обстановку не такой официальной.
Теперь я уже не так волнуюсь и могу более внимательно осмотреться в доме Мироновой, «пещере», как она сама называла свою квартиру. Стены за спиной хозяйки увешаны книжными полками, на которых перед множеством книг стоят фотографии: мужа, сына, знаменитых друзей — Фаины Раневской, директора Пушкиногорья Семена Гейченко, который присылал ей письма, записанные на магнитофонную ленту (после инсульта он уже не мог сам писать), и даже, кажется, Шаляпина, которого Мария Владимировна тоже знала. Перед креслом — небольшой стол с разложенными на нем газетами и журналами.
В этот раз беседа была менее серьезной, хотя не говорить о политике Миронова, на все имеющая свое собственное мнение, конечно же, не могла. Но я позволил себе задать и простые житейские вопросы.
— В спектакле театра «Школа современной пьесы» Вы играете в спектакле «Уходил старик от старухи» и выходите на сцену без грима. Слышал, Вы и раньше им не пользовались?
— Кроме пудры ничем не пользовалась. Думаю, что человек должен знать самого себя, а особенно женщина. Если она уже в возрасте и пытается молодиться, это, к сожалению, принимает жалкий вид. Никогда не нужны тщетные усилия.
В свои 86 лет я не могу, да и не хочу казаться молодой. Если люди приходят на спектакль, пусть видят меня такой, какая я есть. Хотя, может, кто-то приходит посмотреть, как я в 86 ползаю по сцене.
Знаете, есть такая пословица «Молодость проходит, а бездарность остается». Если бы я была совсем бездарна, думаю, публика не приходила бы на спектакль. Не говорю, что была чрезвычайно талантлива, но какие-то способности, наверное, все же были. Надеюсь, они не выветрились…
— Вы замечательно выглядите. Наверное, всегда следите за собой?
— Ни-ког-да ничего не делала для того, чтобы, как вы говорите, хорошо выглядеть. До операции очень любила сало с чесноком. До сих пор не представляю жизни без кофе. Голодные диеты для меня вообще что-то далекое-далекое и неизвестное. Я никогда не взвешивалась. Даже весов дома нет. Была и остаюсь такая, какая есть.
— В прошлый раз Вы смотрели по телевизору новости. А сегодня — вдруг сериал.
— Почему это «вдруг»?
— Я и представить себе не мог, что Вы любите смотреть сериалы.
— Ну, это смотря какие. С удовольствием смотрела «Династию», мне там нравилась игра актеров. В сериале «Топаз» понравилась сцена прозрения главной героини. Как она сыграла! До сих пор помню. Ведь телевизор все обнажает и увеличивает. Плохое он показывает в 10 раз хуже. Но зато и хорошее видно в 10 раз лучше.
— Правда, что Вы никогда не плачете?
— К сожалению, да. Поэтому мне жить втрое тяжелее, чем тем, кто может плакать.
А характер у Марии Владимировны действительно был непростой. И шутка про ведьму и метлу, скорее всего, родилась не на пустом месте.
С Мироновой было интересно, но очень нелегко. Во время первой встречи, когда мы проговорили уже около часа, она неожиданно замолчала, посмотрела на меня не очень, скажем так, добрым взглядом и тихим голосом произнесла: «Какой вы все-таки человек странный. И вопросы все странные задаете». А, заметив мое замешательство и готовность прекратить интервью, тут же сказала: «Нет-нет, если пришли с вопросами — задавайте. Теперь поздно бояться»…
Когда я зашел к Марии Владимировне в следующий раз, то встретился в ее квартире с двумя удивительно похожими людьми — Машей Мироновой, дочерью Андрея, и… Андрюшей Мироновым, правнуком Марии Владимировны.
Андрюше дали самые маленькие тапки, которые были в доме, но и они оказались мальчугану велики, и он делал два шага вместо одного, чтобы сдвинуться с места. А Мария Владимировна внимательно смотрела на правнука и молчала, думая о чем-то своем.
* * *В своем доме она сохранила все так, как было при Андрее. Лежал засушенный букет цветов, сверток с вещами, который сын отдал матери постирать в день своей смерти.
