Алексей Рыбин - Майк: Время рок-н-ролла
Попса в широком смысле, не только в музыкальном, но и в поведенческом, только копирует уже кем-то сделанное. Изобретать что-либо в попсе невозможно, ибо, изобретя любую самую мелкую и незаметную хрень, она уже перестает быть попсой.
И, соответственно, тут же перестает приносить деньги. Ну какой идиот купит никому не известную, непонятно для чего сделанную эту мелкую хрень? Да никакой, кроме самого убитого постмодерниста, который эту хрень на себя наденет, повесит на стенку, поставит на проигрыватель, сунет в свой DVD и будет этой хренью наслаждаться.
Попса не работает для убитых постмодернистов. Она крутит свои колеса для миллионов работящих или неработящих парней, девчат, мужчин и женщин, стариков и детей, желательно с достатком от среднего и выше.
Впрочем, и для полунищих граждан она тоже работает.
Даже для нищих она работает.
Она охватывает все уровни, кроме тех, на которых сидят идиоты-постмодернисты, предпочитающие попсе это самое ихнее «искусство».
Попса — это сама жизнь. Она везде, она всеобъемлюща. Она берет кожаные штаны Моррисона не сразу, а через десять лет и ставит их на поток. Еще бы — раз десять лет по улицам шляются парни в кожаных штанах, и девчонки уже привыкли к парням в кожаных штанах, то почему их шьют какие-то хиппи? Пусть шьют их малазийцы в своих малазийских хижинах, а Компания будет увозить сшитые ихними малазийскими руками кожаные штаны в Европу и впаривать тем парням, у которых еще нет кожаных штанов.
Задача рока — играть непохоже на других, хотя бы в плане текстов песен, выразить свою индивидуальность, рассказать о себе — а это и значит делать не так, как все остальные. Потому что это «о себе» у всех совершенно разное.
Цель попсы — любую индивидуальность загнать в «как все». Тем самым увеличить количество «как все» и усилить соблазн для тех, кто еще не купил «адидас» и не пьет спрайт, его поносить и похлебать. А так же послушать, почитать, посмотреть и пожевать.
Зарплату малазийцам при этом никто повышать и не думает, даже сами малазийцы.
Попса копирует рок — сейчас это выглядит особенно смешно: на «Фабриках» появляются коллективы, напоминающие карикатуры на рок-группы, которые публиковались в советском сатирическом журнале «Крокодил» в далекие семидесятые.
Они нелепы, гротескны, некрасивы… Неестественны — начиная от «пудельных» причесок-париков, заканчивая жуткими гримасами скорби, которые надевают на лица, распевая очередную жуткую свою ахинею.
Удивительные позы, которые принимают поп-артисты (особенно изображающие игру на гитаре с закатыванием глаз), — тоже явная пародия на хард-рок.
Но поп-тусовка не рассматривает это как пародию. Она вытворяет свои безвкусные акции совершенно серьезно, позы ставят режиссеры сцендвижения, одежду строят (иначе и не скажешь) костюмеры, которых у них там называют дизайнерами, прически мастрячат парикмахеры, именующиеся стилистами.
Попсовая музыка и попсовая одежда немодны. Это тиражирование находок рок-сцены, пришедшее иногда с двадцатилетним опозданием. Все это очень скучно. Майк тоже одевался ужасно, однако он был открыт всем новым вещам, он постоянно слушал новую музыку, при том что любимчиками его все равно оставались Болан и Рид, Джаггер и Леннон — то есть первейшие модники. Первые альбомы Man At Work и Trio молодые ленинградские панки услышали именно в доме Майка. Его дружба с «Автоматическими Удовлетворителен» тоже была совершенно искренней. Майк и Свин, Андрей Панов, очень уважали и ценили друг друга. Свина, поскольку он был парнем умным и образованным, удивить отечественным роком было чрезвычайно сложно, но Майка он принял мгновенно, однозначно и никогда над ним не хихикал. Слушал — только головой качал, молодец, мол.
Ну а парни? Те, которые хотят играть рок и, что самое страшное, его играют?
Они, оттарабанив в своих офисах положенное время, с покрасневшими от херового пива мордами возвращаются в свои хрущовки, нянчат младенцев и, если нет концерта на каком-нибудь стадионе (любого, не важно какого), хватают свои задрипанные гитары и начинают сочинять, сидя на обшарпанных кухнях, свои песни.
Лучше бы, конечно, они этого не делали, а занялись бы каким-нибудь общественно-полезным трудом, но — вспоминая Майка — «В свободной стране»…
Большинство этих ребят плохо изъясняются по-русски и совсем не умеют писать. Но тексты песен стараются сделать «приличными» и, что самое страшное, «интеллигентными».
Вообще, слово «интеллигентный» употребляется ими достаточно часто, чаще, чем следовало бы.
Майк отчетливо понимал и чувствовал степень интеллигентности в музыке. Сам он был очень тонким человеком (нехорошо так говорить, писать и думать, но напрашивается фраза — «это его и сгубило». И отчасти это правда).
«Рок — это неинтеллигентная музыка, которую порой играют и поют интеллигентные люди», — сказал Майк в одном из своих теле-киноинтервью.
Майк формулировал точно. Слушать его всегда было интересно. Он умел и любил говорить, хотя казался молчаливым. Эта фраза про «неинтеллигентность» рок-музыки — одна из ключевых. Все эти офисные рокеры должны вбивать ее в свои плохо вымытые дешевыми шампунями головы, хотя можно и не вбивать. Бесполезно.
Искать в рок-музыке интеллектуальную составляющую — пустое и глупое дело. Потому что ее там просто нет. Когда в группу «Алиса», которую тащат на своих щитах защитники «интеллекта» в рок-музыке, пришел новый гитарист и судорожно пытался во время тура разучить неизвестную для него программу, Костя пришел в его номер и сказал: «Не парься. У нас главное — танец».
Рок — это музыка для танцев. В широком смысле этого слова. И уж никак не для интеллектуальных баталий. И не для политических дебатов. Смешно и глупо, когда рок-музыканта приглашают за какой-нибудь круглый стол и начинают всерьез обсуждать политические взгляды, которые он якобы выражает в своих песнях, и прочую муть. Какие взгляды? Танец — главное. Если это рок-музыка, конечно.
Рок-музыка мало того что неинтеллектуальная, она еще и неприличная. Ну, если говорить о приличиях с общепринятой точки зрения. Прическа там, одежда, уровень громкости, хрип солиста, ернические интонации. Да много всякого неприличного в рок-музыке — было, есть и будет. А как только рок станет приличным, он тут же перестанет быть, кончится. Рок — это трах. В первую, во вторую и в третью очередь. Ну, или секс, если угодно. Это — главное («у нас танец — главное»). Однако провинциальные желающие называться «рокерами» этого не то что не понимают, а даже думать в эту сторону не хотят. Хотя чего с них взять.
Их тяга к «приличному» року неискоренима. В общем, не только к року. К «приличной» литературе, «приличной» (понятной) живописи — изображение должно быть похоже на оригинал, желательно чуть красивше. Тогда это искусство. Если некрасивше и, не дай Бог, непохоже — тогда это не искусство. Тогда это делали неумехи и смотреть (слушать, читать) это нельзя.
