Николай Каманин - Летчики и космонавты
Слушая родителей, мы засыпаем тревожным сном.
Бывали и такие вечера. Приходит отец с работы с пачкой брошюр и газет, садится за стол и начинает чтение новостей. Революция. Война. Разруха. Ленин. Партия. Вот слова, которые раздаются в нашей квартире. Мне многое непонятно. А хочется знать все, хочется быть взрослым, встать рядом с отцом, с его товарищами. Отец отвечает на мои бесконечные вопросы терпеливо, старается объяснить попроще.
— Тяжело ранен Ленин. — С такой тревожной вестью пришел как-то отец домой.
— За что?
— За революцию, за народ, за нас. Эсеры, будь они прокляты…
Еще тревожнее стало в нашем доме. О состоянии здоровья тяжелораненого вождя говорили всюду. Потом пришли радостные вести: Ильичу лучше, он выздоравливает. У беляков отбили на Волге Симбирск, идут бои за Самару. Революция побеждает.
Стало светлее в доме, радостнее на душе. И вдруг обрушилось на нас тяжкое горе: мы потеряли отца. Зимой заболел он тифом, слег и больше не встал.
В семье за старшего из мужчин остался я. Тогда, на одиннадцатом году, и оборвалось мое детство.
Из Меленок уходили добровольцы на фронты гражданской войны Собирались они возле здания ревкома, суетясь, перетаскивая с места на место деревянные сундучки. Оркестр из двух-трех медных труб тягуче играл вальс «Березка». Не было еще тогда боевых фронтовых песен в репертуаре меленковского оркестра, и старинный вальс про русскую березку напутствовал солдат революции.
— Уходят наши-то, — тревожно говорили в толпе озабоченные женщины, — а кто же нас защитит от бандитов?..
И будто в ответ на эти опасения жителей гремел уверенный голос председателя ревкома с украшенной кумачом трибуны:
— Мы провожаем вас, дорогие товарищи, защищать революцию. Смело идите в бой, бейте буржуев, помещиков и прочую контру везде. А мы здесь будем держать революционный порядок. Сунутся к нам бандюги — разобьем. Так ведь, товарищи?
— Разобьем!..
И не раз меленковским коммунистам приходилось браться за винтовки. Запомнились дни бутылицкого кулацкого восстания. Полыхали хутора и деревни, по ночам сухо щелкали винтовочные выстрелы. Чекисты и стрелки рабочих отрядов искали бандитов, долго шли по их следу. Наконец начался бой. Дробно стучали пулеметы, до города доносился пушечный грохот. Потом все смолкло.
Через день город хоронил своих защитников. Пятнадцать гробов с телами коммунистов было опущено в братскую могилу. Рабочие текстильной фабрики несли знамена, оркестр играл траурную музыку. Женщины плакали, мужчины угрюмо откашливались. Когда опускали в могилу погибших в бою, над площадью раздался ружейный залп.
Новая жизнь началась и в нашей школе. Правда, не сразу. Некоторое время продолжались еще уроки закона божьего. Вел их дьякон отец Георгий, с львиной гривой волос и зычным басом. Мы боялись дьякона и не любили его, особенно за прозвища, которые он давал ученикам.
— Ну-ка, Ваня-блин, расскажи, что говорится в Ветхом завете про житие святого Иакова?
Но Ваня стоял и молчал. Не подготовился. И не только он, многие ребята стали плохо относиться к урокам закона божьего.
— Так что же говорится в Ветхом завете? — громыхал бас отца Георгия. — Ну-ка, ты, «Самоварчик», расскажи про житие святого Иакова. А ты «Блинчик», становись в угол на горох. Про святого Иакова не знаешь — вспомнишь про царя Гороха. — Довольный своим остроумием отец Георгий раскатисто смеялся.
А мы не смеялись. В эти минуты мы ненавидели дьякона. А вот его дочь, учительницу Анну Георгиевну Введенскую, уважали. Она вела наш класс с первого года обучения, расположила к себе всех учеников, знала, чем они живут, что их тревожит, умела найти подход к каждому из нас. Анна Георгиевна научила нас письму и арифметике, привила вкус к чтению литературы, к изучению прошлого и настоящего нашей земли и страны, утвердила в нас навыки в учебе — настойчивость, привычку работать, не ждать подсказок со стороны.
— Пусть с ошибками, — говорила Анна Георгиевна, — пусть совсем неправильно ты решил задачу, но это твой ответ, твое решение, и это хорошо. Нет ничего худшего, чем говорить с чужого голоса. В жизни вам много задач придется решать самим, без подсказок. Вот и готовьтесь к этому здесь, в школе.
А потом появились у нас новые программы, новые предметы. Канул в небытие закон божий.
В школе образовалась комсомольская ячейка. Первые комсомольцы! Мы с восхищением смотрели на этих шумливых, задорных, смелых ребят. Они не только хорошо учились. Собирались вечерами на собрания, что-то обсуждали, потом уходили на задания, которые получали от местной организации Чека: выслеживали бандитов, делали облавы на спекулянтов, выискивали беспризорников. Словом, комсомольцы активно участвовали в круговороте событий тех дней.
А дни были бурными, жизнь неслась по стремнине весеннего половодья революции. После гражданской войны в стране царили разруха, голод, повальные болезни, бандитизм. X съезд партии круто повернул страну на рельсы новой экономической политики. В нашем городе заработала ткацкая фабрика, задымили пекарни, замахали крыльями ветряные мельницы.
В газетах мелькали заголовки — «кто — кого». Это означало, что в стране шла жестокая борьба между капитализмом и социализмом. В 1922 году состоялся XI съезд партии. Ленин заявил, что отступление окончено, цель достигнута, союз пролетариата и крестьянства укрепился.
В тот год комсомольская ячейка школы разбирала мое заявление о приеме в комсомол. На собрании мне задавали много вопросов. Запомнились такие: что такое нэп? Что такое Интернационал? Как понимать продналог? Какую задачу поставил Владимир Ильич Ленин перед комсомольцами на III съезде РКСМ?
— Принимаем тебя, Каманин, — объявил решение ячейки Коля Трескин, комсомольский вожак, — и вот тебе первое поручение: будешь вести в классе кружок международной политики.
Как проводить занятия? Никто не учил меня этому. Все наставления секретаря ячейки выразились в такой лаконичной фразе:
— Ребята должны быть в курсе нашей политики и знать, что замышляет международная гидра контрреволюции против Советов.
— И что я должен для этого делать?
— «Рабочую газету» читай, там все сказано. Понял? Вот и действуй. Чтоб в твоем кружке все были политбойцами, а не хлюпиками.
«Рабочая газета» понравилась нам. Раз в неделю оставались мы в классе после уроков, развертывали свежую газету, и я начинал читать обзор «Международная жизнь». Мелькали незнакомые имена, непонятные названия: Генуэзская конференция, Рапалльский договор, Гаагская экономическая конференция, нота Керзона. Конечно, многое было неясно. Разгорались жаркие споры. С трудными вопросами шли к старшим товарищам, коммунистам, за разъяснением…
